Слепой оживился:
— Честное слово, я прямо кожей ощущаю кладоискательский зуд… А почитать что-нибудь дадите? Ну, просто чтоб я не явился к Маевскому, как этот его продавец, с ресторанной салфеткой на случай, если вдруг кончится словарный запас…
— Дам, — наконец-то улыбнувшись, пообещала Ирина. — Кандидатскую вы на этом материале не защитите, но со словарным запасом будет полный порядок.
Глава 3
— Ну? — требовательно спросил подполковник Ромашов.
Задержанный, ссутулившись и зажав ладони между колен, с унылым видом смотрел в стол, пытаясь, по всей видимости, наспех сочинить очередное вранье взамен прежнего. Физиономия у него была круглая, веснушчатая, молочно-белая с голубоватым отливом, как это бывает только у настоящих рыжих. Давно нуждавшиеся в стрижке огненные лохмы торчали во все стороны, да и вообще вид у задержанного был усталый и помятый. Ничего иного Ромашов и не ждал; напротив, если бы арестант выглядел бодрым, подтянутым и отдохнувшим, подполковнику пришлось бы устроить кое-кому разнос за недостаточно точное соблюдение приказа.
— Не понимаю, чего вам от меня надо, — дрожащим, плачущим голосом произнес задержанный. Он был окончательно деморализован и близок к панике. Нет, к уголовному миру он явно не принадлежал, а кражу совершил, надо полагать, случайно, не устояв перед искушением, — что называется, бес попутал.
— Я все рассказал, как было, — продолжал он, — да тут и рассказывать нечего. Серьга бабушкина, фамильная. Понадобились деньги, решил продать подороже… Она ж старинная, не на лом же ее сдавать! А тут такое дело… Знал бы — слил какому-нибудь барыге за полцены…
Подполковник Ромашов усмехнулся, закуривая сигарету. «Полцены»… Степаниди утверждал, что эта побрякушка вообще бесценна. А значит, стоимость ее либо бесконечно велика, либо равняется нулю. Вот и думай, что это за зверь — половина ТАКОЙ цены. Чему равна половина нуля, знает каждый школьник. А вот сколько же это будет — половина бесконечности? Да сколько бы ни было, все равно ни у одного барыги на свете таких денег нет и быть не может…
— Хорошая мысль, — сказал Ромашов вслух, — правильная. Только поздно она в твою голову пришла, Егоров. Слил бы барыге — получил бы деньги. Пусть небольшие, но все же… А так тебе вместо денег срок ломится. Лет пять, а то и все восемь…
— Что-о?! — задержанный нашел в себе силы возмутиться.
— Да-да, — сочувственно подтвердил Ромашов. — Головой надо было думать, прежде чем с краденой вещью в антикварный магазин соваться. Да еще в центральный… Я всегда говорю: не умеешь — не берись. Это, между прочим, еще Александр Сергеевич Пушкин подметил. Помнишь «Сказку о рыбаке и рыбке»? «Дурачина ты, простофиля, не садися не в свои сани»…
— С какой еще краденой?! — дрожащим голосом возмутился Рыжий. — У кого, по-вашему, я ее украл?!
— Тебе виднее, — загадочным тоном заявил Ромашов.
Момент был критический. Срок задержания почти истек — надо было либо предъявлять обвинение, либо отпускать. Степаниди серьгу своей не признал; заявлений о краже этой вещи от других владельцев частных коллекций и администраций музеев не поступало. Но Ромашов служил в уголовном розыске не первый год и давно научился понимать, когда собеседник лжет, а когда говорит правду. Так вот, этот рыжий Егоров явно врал. Вранье его не отличалось оригинальностью и наверняка было сочинено наспех, прямо в момент задержания. Оно не выдерживало никакой критики, но рыжий дурень держался за свою байку из последних сил, хотя было ясно, что он до смерти боится и что-то скрывает. Серьга, несомненно, досталась ему каким-то предосудительным путем, а что ни один музей до сих пор не заявил о пропаже… Знаем мы, как у них поставлен учет! Вон Эрмитаж и Третьяковку годами обкрадывали, и никто ничего не замечал, пока гром не грянул…
Эх, неплохо было бы и в самом деле вот так, между прочим, раскрыть ограбление века! Тринадцатое столетие до нашей эры — это о-го-го!..
— Ни у кого я ничего не крал, — угрюмо объявил задержанный.
— Значит, не крал, — с сомнением повторил подполковник. — Ладно, так и запишем.
Он действительно внес заявление задержанного в протокол. Егоров наблюдал за этой процедурой, хлопая рыжими ресницами, и, кажется, пытался прочесть, что именно пишет подполковник.
— Значит, серьга тебе досталась от бабушки. В наследство. Так?