— Телепатия и гипноз — это промывание мозгов, а здесь уничтожение чёрной энергии, которая способствует зарождению в голове злых замыслов, т. е. работа на более ранней стадии, — торжествовал Андрей Викторович.
— Хорошо, допустим, что я всё понял, ваше антиоружие — это антизло, но вот вам другая скороспелая идея, спросите их: мифы — это выдумка или реальность? — несколько оживился и Рогалёв.
— В их мире это одно и то же, выдумал, значит, уже сделал, — не задумываясь, ответил за тех, кому вопрос предназначался, Хрусталёв.
— Получается, мифы — реальность, — сам себе прокомментировал услышанное учёный.
Наконец-то наступила долгожданная пауза, и оппоненты разбежались по своим внутренним закоулкам, начиная осмысливать и переваривать итоги разговора.
Рогалёв посмотрел в лицо Андрею Викторовичу, улыбнулся приветливо и произнёс:
— Если бы я не знал про браслет, то это выглядело как беседа двух сумасшедших.
— Многие добиваются высоких трибун, а потом несут такую чушь, но их слушают, верят им и не объявляют сумасшедшими, — улыбнулся в ответ Хрусталёв.
— Хорошо, Андрей…, - слегка замялся Рогалёв, видно, вспоминал отчество, — Викторович, если я не ошибаюсь, я обдумаю ваше предложение в общем и конкретные вопросы в частности.
— Как я узнаю результат? — спросил Хрусталёв.
— Вы оставьте свой телефон, вдруг мне придётся ещё консультироваться по конкретным вопросам, — ответил Алексей Борисович, поднимаясь из-за стола и показывая, что на сегодня уже разговоров достаточно.
Книга вторая. АНТИМИР.
Часть вторая
Суд же состоит в том, что свет пришел в
мир; но люди более возлюбили тьму, нежели
свет, потому что дела их были злы;
Евангелие от Иоанна 3:19.
Глава 11
Прошло две недели, а Рогалёв так и не звонил. Хрусталёв уже начал корить себя за своё косноязычие, ставшее тем камнем преткновения, который, как ему казалось теперь, и не позволил учёному понять его. "Возможно, он просто избавился от меня". Андрей старался меньше думать о том разговоре, размышлять о чём-то другом, например, почему его беспокоит любопытство, когда оно сформировалось в его подсознании и как это произошло.
"Нужно вернуться в прошлое и отыскать корни моей любознательности", — однажды пришла ему такая идея. Поначалу он отмахнулся от неё, как от назойливой мухи, но она оказалась цепкой и устойчивой и повторялась снова и снова. Тогда он попытался освободиться от неё простым способом, разбив на составляющие и проанализировав части, выпустить их на свободу, но получилось всё наоборот: как только он привёл первый контраргумент, который тут же и превратился в аргумент, дающей ей право на существование и оправдывающий её.
"Пойди туда, не зная куда, и найди то, не зная что. Хотя последнее и известно, но остальное… Стоп, — то же самое мне говорил Рогалёв, я требовал от него, а он не понял и начал обороняться. Я делаю то же самое по отношению к идее".
"Что же произошло в детстве? Что смогло разжечь огонь любопытства, который горит столько лет? Что? Ведь в детстве всё объясняют взрослые или сверстники, если ты неудовлетворён, тогда ищешь ответ сам. А если объяснили, и ты не согласен, а ответа так и нет, возможно, ты будешь искать его всю последующую жизнь".
"Школа? Школа нет, там ставят вопросы, отвечают на них и требуют повторить. Никакой самостоятельности и инициативы. Значит раньше. Так что же было раньше?"
Он начал перебирать скудные отрывки из самого раннего детства. В его памяти восстанавливалось, как ему одно время снились кошмары, он ложился спать и проваливался в тёмную бездну, летел и орал, просыпался от своего истошного крика или от потряхивания, когда тормошила его мать. Иногда во сне за ним гонялись монстры, и он бежал от них, а пробуждался и чувствовал, что сердце готово выпрыгнуть из груди. Матери надоело вставать по ночам, и она отвела его к местной деревенской знахарке. Дородная тётка, которая с трудом переносила своё грузное тело на больных ногах, зажгла свечку, пошептала что-то над ним и сказала матери:
— Это кто-то его напугал, придите домой, нарисуйте отметину его роста на двери, как перерастёт, так всё и пройдёт.
Действительно всё закончилось неожиданно, кошмары сами собой перестали сниться, когда дед, любитель измерять рост внука и называющий его сыночком, в очередной раз занялся такой процедурой, то все удивились, как он быстро перерос старую метку на целую толщину пальца.