— Хорошо, прошло без осложнений, но в упорной дискуссии, говоришь, — продолжая смотреть в окно автомобиля на сосновый лес, вёл телефонный разговор Ухваткин, — я ожидал, что он потребует компенсации, напуган взрывом, наверное, или хватку потерял.
В этот момент сосны, сдавливающие с обеих сторон узкую асфальтовую дорогу, расступились и обнажили большую стоянку перед воротами и сторожевым домиком. Домик больше походил на теремок из сказки, чем на КПП. Высоко над воротами набор металлических букв с уже вылинявшей за лето краской гласил: "Детский оздоровительный лагерь "Сосенки".
— Ну, ладно, подробности потом расскажешь, мы уже подъехали к лагерю, — произнёс Алексей и сложил две половинки телефона.
Оставив машину с водителем на стоянке, Ухваткин поднялся на крыльцо домика, по одну сторону входной двери, отсвечивая золотом на солнце, на стене висела табличка с извещением о том, что это детский оздоровительный лагерь, по другую — такого же размера вывеска извещала родителей о часах и днях посещения отдыхающих здесь детей.
Алексей усмехнулся, получалось, что приехал он не вовремя, но знал точно, что увидит свою дочь, а раз так, зачем вывешивать такой распорядок, который никогда не соблюдается.
Долговязый милиционер с лычками сержанта вежливо и терпеливо расспросил Ухваткина о цели прибытия, извинился за то, что дежурный по лагерю не на месте и попросил подождать в комнате для гостей. Ждать пришлось недолго, Катька появилась неожиданно, ворвалась словно ураган, прыгая сразу на двух ногах и выкрикивая:
— Папка приехал, папка какой же ты молодец, что приехал!
Она бросилась ему на шею, повисла и стала целовать, потом смутившись, так как пришла не одна, а в сопровождении воспитательницы, повернувшись к ней, отрапортовала:
— Виктория Викторовна, — это мой папа, Алексей Иванович.
Они традиционно поздоровались, как и полагается незнакомым людям, вынужденным по стечению разных житейских обстоятельств общаться между собой, и Виктория Викторовна тактично удалилась, оставив их наедине.
В комнате прохладно, но шума от работы кондиционера не было слышно, по всей видимости, агрегат находился в смежном помещении. Папа и дочка уселись на диван и стали рассматривать друг друга.
Катька в глазах отца казалась повзрослевшей и по-новому интересной, возможной причиной такой неординарности могла стать скаутская экипировка, вообще такой он её ещё не видел. Одета она была по-мальчишески, в шорты цвета "хаки" с многочисленными кармашками и всевозможными причиндалами, светло-жёлтую тенниску с тёмными застиранными пятнами на коротком рукаве, на ногах что-то вроде резиновых шлёпок, в которых обычно ходят в бассейн или на пляж, а на голове выгоревшая за лето бейсболка непонятных серо-зеленоватых тонов. На шее у неё красовался синий галстук, более похожий на обыкновенный платок.
Кожа её выглядела необычайно смуглой, летний загар покрывал все открытые участки тела, а там, где обозначились многочисленные вздутия от укусов комаров, не наблюдалось покраснений, как это обычно бывает на кожном покрое, лишённом загара, с белым естественным фоном.
— Пап, забери меня отсюда, я устала отдыхать, — начала дочка сразу же, после первого традиционного вопроса отца: "ну, как ты тут".
— Кать, у меня работа, бизнес, и потом, с кем ты будешь целый день? Ты же будешь одна, — отец начал выстраивать линию защиты от просьб ребёнка.
— Ну и что? Ведь и здесь я тоже одна, и с мамой — я одна, у неё такие же проблемы и нет времени, — продолжала настаивать Катька, покачивая головой из стороны в сторону, но взглядом не отпуская глаз отца.
— Не знал, что у твоей мамы проблемы, — слегка раздосадовано ответил тот, откинувшись на спинку дивана и тем самым позволяя себе уйти от рентгеновского, как ему казалось, просвечивания.
— Проблемы дяди Славы стали мамиными проблемами, — повторила его манёвр дочь, но более энергично, да так, что упругая спинка дивана отбросила её назад, чтобы загасить и сгладить удар детского туловища.
— А что случилось с дядей Славой? — несколько удивлённо и заинтересованно переспросил отец о тайнах чужой семейной жизни.
— Он — банкрот, — спокойно и по-взрослому ответил одиннадцатилетний ребёнок.
— В каком смысле? — то ли не веря услышанному, то ли, сомневаясь, что такие вещи уже осознанно может трактовать его дочь, он оторвался спиной от дивана и, повернувшись в её сторону, заглянул прямо в лицо.
— В прямом и переносном, — кратко и демонстративно протяжно, с выделением ударных гласных в словах пояснила Катька.