— Ну он такой добрый… — сказала она. — И он нас так по-настоящему любит… У меня сегодня не получается.
— Прекрасно! — с возмущением ответила Бэлла. — Симона, где твоя антимизогинная энергия? Тоже Андрон мешает сосредоточиться?
— Это слишком личный вопрос, — отрезала Симона.
— В смы-ы-ысле? — протянула Бэлла угрожающе.
— В прямом, — ответила Симона, глядя ей в глаза.
— Симона! — Бэлла погрозила пальцем. — Ты как используешь Андрона?!
— В медицинских целях. Я же докторка.
— Да кто тебе дал право?! — возмутилась Бэлла. — Я капитанка или нет?! Всё, что находится на корабле, — в моей зоне ответственности! Всё принадлежит мне и только мне!
— Сестра Бэлла, может, тебе выписать успокоительное? — предложила Симона, сжигая ее взглядом.
Бэлла побагровела и стала ощупывать рукой талию, но бластера там сегодня не было.
Олимпия переводила взгляд с Симоны на Бэллу, не понимая, что происходит, и наконец расплакалась.
Тут Бэлла взяла себя в руки и снова хлопнула в ладоши.
— У нас неожиданные проблемы! — констатировала она. — И эти проблемы ни в какой лоции не описаны. Если мы прекратим генерировать антимизогинную энергию, двигатель встанет. И нам придется вызывать буксир. И будет разбор инцидента. И очень может быть, что каждая членка экипажа лишится своих должностей и званий. Кроме юнгерки, у которой и так первый рейс, но о космосе ей придется забыть. Ясно?
Все покивали.
— Как капитанка, и как женщина, я принимаю волевое решение: всем перестать думать про Андрона! Он робот! Он был создан не в патриархическую эпоху. Его создали женщины! Он создан для помощи женщинам в быту! Его дизайн — просто мода того времени, дань эпохе, когда мужчин уже не было, но мужская атрибутика еще использовалась. Он мог быть собран хоть в корпусе стиральной машинки, он же просто робот! Который исполняет свои три закона роботехники и не имеет вообще никакого отношения к мужчинам, которых мы давно победили! Его ненавидеть мы и не должны — в нем нет и не может быть никакой мизогинии! Следует ненавидеть не его, а мужчин! Понятно? И каждая членка экипажа, которая посмеет назвать робота мужчиной…
— Так ты же его сама объявила мужчиной и определила на самую грязную работу! — возразила Симона.
— Да, — согласилась Бэлла, хотя видно было, как нелегко ей дается это признание. — Это было нашей… моей ошибкой. Но мы должны пройти это и идти дальше! Мы должны признать: оно, это бытовое устройство, не имеет никакого отношения к патриархическим ценностям и тем мужчинам, которых мы ненавидели, ненавидим и вечно будем ненавидеть. Это робот создан, когда последний мужчина уже вымер, а новых мужчин никто рожать уже не хотел. Ни мы, ни наши матери, ни наши пра-пра-пра-бабушки не застали мужчин. И все прожили счастливую жизнь — без абьюза, газлайтинга, объективации… Наше счастливое поколение знает только по рассказам, каким грязным зверьём, какими безжалостными мразями были мужчины. Но это не повод начать чувствовать симпатию к племени пещерных мразей лишь потому, что нам оказался полезен и безобиден этот несчастный робот с одной рукой…
— Давайте ему хотя бы руку восстановим? — попросила Олимпия. — Смотреть же больно!
— А что ты так волнуешься, он же регенерант, — возразила докторка. — У него уже и царапины на лице заросли и рука почти целая.
— Ишь ты, сука какая живучая! — возмутилась Алла.
— Вот! — обрадовалась Бэлла. — Вот я снова слышу конструктивные слова! Ну-ка надеваем наши шлемы…
Корабль продолжал лететь по инерции, но уже непонятно куда — управлять им было нельзя, двигатель молчал третьи сутки. В зале фемедитации царил полумрак — освещение тоже приходилось экономить. Поэтому выражение лица Бэллы разглядеть не получалось.
— У меня плохие новости, девочки, — сказала она надтреснутым голосом с совершенно не свойственной ей интонацией. — Я сегодня отправила депешу о помощи. Сообщила о проблемах с двигателем, не вдаваясь в подробности. И попросила вызвать буксир.
— И когда ждать буксир? — спросила Алла.
— Никогда. Депеша не отправилась.
— Почему?!
— Потому, Алла, что двигатель молчит, генератор не работает и энергии нет! — с отчаянием произнесла Бэлла. — Энергии на бросок депеши через световые годы у нас нет, нет, нет! Ясно? Нет энергии больше!
— Что это значит? — ошарашенно спросила докторка.
— Это значит, — объяснила Алла, — что теперь мы будем лететь по инерции непонятно куда, пока не погаснет последняя лампа в оранжерее, пока не умрем от голода или не врежемся в какую-нибудь звездную систему…