В примечаниях можно найти историко-лексикологические сведения, важные для понимания современных свойств слов. Так, в сатире II Кантемир поясняет фразу: «пойло, что шлет Индия». Речь идет о двух напитках («пойло» — напиток) — кофе и шоколаде. Кантемир употребляет кофе в мужском роде: «Лучший кофе приходит из Аравии», где «тот овощ обилен». Таким образом, уже в то время кофе оформляется как заимствование мужского рода, а не среднего (ср. однотипные современные нам слова на -о и -е: какао, кашне и т. д.), что до сих пор служит источником речевых ошибок. Часто говорят горячее кофе (а не горячий кофе) по аналогии с горячее какао.
Проницающее жало сатиры
Кантемир имеет прямое отношение к становлению сатирического жанра в русской литературе нового времени. Конечно, произведения этого рода существовали и раньше; они ярко представлены в фольклоре (например, «Повесть о Ерше Ершовиче»), имеются образцы их в силлабической поэзии (у Симеона Полоцкого и др.). Однако в первой половине — середине XVIII в. вопрос ставился еще так: могут ли сатиры считаться явлением литературы и иметь право на самостоятельное существование? Сатиры Кантемира стали первой систематической разработкой данного жанра в литературе XVIII в. Кантемировские сатиры, как отмечал Белинский, «пользовались большою известностью в обществе». В 1748 г. Ломоносов в отзыве на эпистолы Сумарокова ссылался именно на сатиры Кантемира: «в российском народе сатиры князя Антиоха Дмитриевича Кантемира с общею апробациею[21] приняты, хотя в них все страсти всякого чина людей самым острым сатирическим жалом проницаются». Когда в 60-х годах XVIII в. представилась возможность издать сатиры, именно Ломоносов активно способствовал этому.
Сатиры Кантемира представляют собой цикл с определенной тематикой. Первая сатира — «На хулящих учение. К уму своему». Основное заглавие и подзаголовок[22] взаимосвязаны — уму, говорит Кантемир, впору оставаться в бездействии, поскольку «Науку невежество местом уж посело». Кто же назван среди «невеж и презирателей наук»? Это прежде всего церковник Критон «с четками в руках», который «просит, свята душа, с горькими слезами Смотреть, сколь семя наук вредно между нами». Дворянин Силван, считающий, что науки не дворянское занятие и в хозяйстве можно обойтись без них («Сколько копеек в рубле — без алгебры счислим»); его рассуждения очень напоминают Простакову из «Недоросля» Фонвизина. К ним присоединяется щеголь, который «Не сменит на Сенеку... фунт доброй пудры». Ополчается против знаний судья, основное правило которого: «Брани того, кто просит с пустыми руками».
Вторая сатира написана в виде диалога между Филаретом («любителем добродетели») и Евгением («дворянином», в первой редакции добавлено: «всякого благонравия лишенным»). Дворянин жалуется, что не получает наград, хотя принадлежит к знатному роду и предки его имели заслуги. Кантемир затрагивает злободневный вопрос, поставленный всем ходом петровских преобразований, — он утверждает, что «благородство» и почести достигаются только личными достоинствами и «потом и мозольми в пользу отечества». Это положение писатель защищает с большим пафосом и высказывает немало острых замечаний: «Адам дворян не родил», «Благородными явит [нас] одна добродетель», «Разнится — потомком быть предков благородных Или благородным быть». Данная тема в сатирической форме была, как известно, позднее развита И. А. Крыловым в басне «Гуси» (1811). Одно из самых сильных мест этой сатиры (его отмечал Белинский) — наряжающийся щеголь и мот: «Деревню взденешь потом на себя ты целу». В примечаниях эта строка дополняется: «Взденешь кафтан пребогатый, который стал тебе в целую деревню. Видали мы таких, которые деревни свои продавали, чтоб себе сшить уборный кафтан». Специальную обобщенность придает Кантемир еще одному персонажу — льстецу Клиту, добивающемуся своих целей: «Спины своей не жалел, кланяясь и мухам».
Вереница образов проходит в третьей сатире «О различии страстей человеческих», посвященной Феофану Прокоповичу. Автор начинает с вопроса, чем объяснить различие нравов («страстей»), если физическая природа людей одинакова, и фактически дает ответ — в их социальном положении и поведении. Здесь торговец, наживающийся на том, что «у аршина умерял вершок, в ведре — кружку». Клеарх живет в роскоши, но его богатство «набрано обманом, слезами, Клятвами и всякими подлыми делами». Сатира четвертая — «О опасности сатирических сочинений. К музе своей» имеет для Кантемира принципиальное значение. Он утверждает право на сатирическое творчество и свою принадлежность к этому жанру («сатиру лишь писать нам сродно»). Кантемир подчеркивает, что пишет не «гладко», как знаменитые и зарубежные авторы, его слог «грубый», образы резки, жизненны. Сатиры приносят ему не славу, а нарекания «сильных глупцов». Так, в сатирах «нечистый дух... бороду злословит» (имеется в виду образ епископа в сатире I) — это почти точно совпадало с известным антиклерикальным сатирическим стихотворением Ломоносова «Гимн бороде» (1761). В конце Кантемир определяет подлинное намерение своих сатир, эти слова относятся к литературному кредо писателя:
Пятая сатира «На человеческие злонравия вообще» написана в Москве (1731) и позднее (1737) переработана. Здесь опять диалог — Периерг («любопытный») слушает рассказ Сатира, которого лесной бог Пан послал к людям для изучения их нравов. Эта сатира отличается остротой, подчас гротескностью изображения. Одной из центральных является сцена всеобщего пьянства в городе в один из «дней свят Николаю». Пьянство — постоянная мишень в творчестве Кантемира. Вот как выглядит пьяница Клитес в сатире III: «глаза красны, весь распух», «пищ, дряхл, презрен». Колоритны и другие описания в сатире, например, забияка, который «за словцо неважно Ищет ссору и драку... Не щадит и саму жизнь». В этой сатире описано бедственное положение крестьянина, его Мечты:
В последующие годы Кантемир перерабатывает ранее написанные сатиры. Для новых сатир (начиная с VI) также характерна критическая направленность, но главным становится прямое изложение защищаемых принципов и взглядов. Такова шестая сатира «О истинном блаженстве», которая как бы противопоставляет доброе начало в жизни тем порокам, о которых говорилось прежде: «Добрым быть — собою мзда есть уже немала». Особенно показательна в этом отношении седьмая сатира «О воспитании», адресованная другу писателя Никите Юрьевичу Трубецкому. Кантемир спорит с теми, кто считает зло в человеке врожденным. Напротив, большая часть качеств человека зависит от воспитания, роль которого, таким образом, велика. «Главная причина злых и добрых наших дел, — говорит Кантемир в примечаниях, — воспитание». Оно начинается с самого раннего возраста, и материальные заботы не должны отвлекать родителей от главной задачи — вложить ребенку «в сердце нравы Добры». В вопросах воспитания Кантемира отличает гражданственность:
Писатель подчеркивает большую роль личного примера родителей («Часто дети были бы честнее, Если б и мать и отец пред младенцем знали Собой владеть и язык свой в узде держали»), дает трезвые и разумные советы в воспитании детей («младенцев»). Они нисколько не устарели. Недаром Белинский в свое время писал о сатире VII: «Эта сатира исполнена таких здравых, гуманных понятий о воспитании, что стоила бы и теперь быть напечатанною золотыми буквами; и не худо было бы, если бы вступающие в брак предварительно заучивали ее наизусть».
22
Названия сатир приводим по окончательной редакции, которая не всегда совпадает с первоначальной.