– Йонатан, я все слышу, – проворчал доктор Штраубе и вновь уткнулся в конспект. – Ваша неуверенность возмутительна.
– Простите, господин доктор! У меня нет и тени сомнения в успехе эксперимента!
Но доктор его уже не слышал и с головой ушел в чтение.
– Примитивный генератор временных колебаний был создан в Кенигсберге еще в сорок втором году, – продолжил объяснять Ульриху Вортсман. – Но это были неуправляемые всплески времени. Работы велись наобум, методом проб и ошибок. Сейчас, с помощью расчетов доктора, эти процессы могут стать вполне управляемыми.
Ульрих прислонился к переборке и задумался о гениях, их влиянии на жизнь остального человечества. Часто бывает, что один просветленный разум указывает путь миллионам менее просветленных, а то и откровенной серости.
«Будет жаль, если мы не сможем прорваться в Кенигсберг, – подумал он. – Хотя бы потому, что еще один гений не сможет показать свое дарование перед всеобщей посредственностью. Переписать войну – аж мурашки по коже! Жаль, если не прорвемся. Тогда, – решил Ульрих, – я его застрелю. Чтобы избавить от ужаса захлебываться морской водой или, еще хуже, мучительно задыхаться, будучи заживо погребенным на дне, в целой, но безжизненной лодке».
Этот страх преследует каждого подводника, и каждый, перед тем как уснуть, молит Бога, если такому суждено случиться, то пусть гибель будет мгновенной, и лучше – во сне.
Ульрих погладил кобуру с именным «вальтером». Он получил его из рук самого адмирала Деница. Папа Карл тогда пошутил: «Наградные пистолеты не дают осечек, потому что делаются не на конвейере, а в отдельной мастерской».
«Это хорошо. – Ульрих горько усмехнулся. – Не будет проблем, чтобы застрелиться».
Бортовая качка сменилась килевой, от нее не спасала даже двенадцатиметровая глубина. Вортсман забрался на верхнюю койку, пристроился между ящиками с апельсинами, лежал с зеленым лицом и безжизненно болтал рукой над головой у доктора Штраубе.
– Простите, мне так немного легче, – с трудом выдавил он.
– Сейчас кок предложит обед, – отпустил колкость в его адрес Ульрих. – Я так понимаю, до улучшения погоды вас лучше не беспокоить?
Вортсман лишь застонал в ответ и отвернулся, а доктор будто и не видел ничего вокруг. Раскачиваясь в такт лодке, он лишь морщился, когда рука уплывала в сторону, а вместо формул и знаков получались каракули. Штраубе будто и вправду был в другом мире, ничего не чувствовал и не замечал. Когда к ним заглянул командир, Ульриху пришлось тормошить доктора, чтобы уговорить хоть что-то поесть.
«Не очень-то хлопотное досталось мне задание, – усмехнулся Ульрих. – Один поглощен своей работой, другой – собственными страданиями».
Так продолжалось несколько дней. К удивлению, их не заметила авиация, не преследовали и эсминцы. Удача им улыбалась и, бесспорно, была на их стороне.
Даже командир не удержался. Оторвавшись от штурманского стола, он хлопнул по карте ладонью и выкрикнул в проход:
– Доктор, я готов вас зачислить в экипаж! Под вашей счастливой звездой и нам будет спокойней. Если так пойдет и дальше, то сегодня утром мы увидим огни Кенигсберга!
Кенигсберг в марте сорок пятого года уже основательно превратился из красивейшего города Европы в обугленные и мрачные развалины. Королевский замок, построенный в 1260 году и переживший десятки осад и штурмов, дрогнул перед мощью английских авиабомб. По каменным стенам пошли трещины, башни покосились, взрывной волной выбило главные ворота. Англичане знали наперед, кому достанется город, а потому бомб не жалели. В ходе операции «Возмездие», проведенной в августе сорок четвертого года, «Ланкастеры» Королевских ВВС трое суток непрерывно уничтожали историческую жемчужину Европы. Воздушная операция была сродни военному преступлению. Впервые в истории человечества именно здесь был применен напалм. Три дня город горел, объятый пламенем, температура которого превышала все мыслимые пределы. Плавились кирпичи, и вода в пожарных шлангах оказалась бессильной. По ночам было светлее, чем днем. Но даже после пожара раскаленные камни и земля остывали еще очень долго. Гражданскому населению, жившему в узких улочках, ни осталось никаких шансов, кроме как сгореть заживо. Земля была покрыта обугленными телами и блестела от бесчисленных ленточек фольги, с помощью которых англичане сбивали с толку радары. От грохота бомб оглохли все выжившие городские собаки. Несчастные животные стали глухонемыми и жутко разевали пасти, хватая воздух и наводя на жителей ужас.