«Ну теперь держись, вражья свора. Теперь за всё расплатитесь, никуда не уйдёте!»
Прицелился я и давай строчить по колчаковским окопам.
Колчаковцы не поймут, откуда стреляют. Думали, с нашей стороны, бросились в атаку на наши окопы. А я им вдогонку. Тут наши заметили, что пулемёт с колокольни бьёт по колчаковцам, и поднялись в контратаку.
Видят белые, дело неладно, — повернули назад.
Сзади наши их гонят, спереди я их пулемётным огнём встречаю.
Между двух огней белогвардейцы совсем ошалели: бегают, мечутся, не знают, где спасенья искать.
А наши уж, вижу, в Бадьдор ворвались…
— Вы, дедушка, настоящий герой! — восхищённо воскликнул Серёжа.
Дед Никанорыч достал из кармана гребешок, аккуратно расчесал бороду и усы и только после этого заговорил снова:
— Уж не знаю, герой или не герой. А только когда после боя спустился я с колокольни, окружили меня красноармейцы, обнимают, целуют.
«Как же ты, Порошин, ухитрился завладеть колокольней?» — спрашивают.
«На то, — отвечаю, — я и красноармеец, мне положено смекалку иметь».
Потом вызвал меня командир. Обнял, пожал руку и говорит: «Объявляю тебе благодарность за отвагу и мужество, проявленные при освобождении села Бадьдор. А ещё возьми, Порошин, вот эту трубку от меня на память…»
Вот с тех пор у меня эта трубка…
Ребята ещё раз с уважением посмотрели на затейливую трубку Никанорыча. Серёжа хотел попросить деда дать ему подержать трубку, чтобы рассмотреть получше, но не решился: не даст Никанорыч в чужие руки такую драгоценную вещь.
— А мы тут не можем с каким-то ястребом сладить! — с досадой сказал Фимка.
— С каким ястребом? — спросил дед Никанорыч.
— Который на ферме кур таскает! Каждый день, тётя Глафира говорит, прилетает. Мы его сегодня сами видели! — наперебой заговорили Серёжа и Антипка.
— Так бы сразу и говорили, такскать, хищник колхозное добро ворует, — с озабоченным видом сказал дед Никанорыч. — А то пристали: был ли ты, дед, на гражданской войне, да расскажи, как воевал… Сразу бы надо сказать: ворует хищник колхозное добро. Надо, такскать, окоротить его. У меня на этот случай ружьё имеется.
— Дедушка, а вы дадите нам пальнуть из него по этому ворюге? — торопливо спросил Фимка.
Дед Никанорыч внимательно посмотрел на всех ребят по очереди — на Фимку, на Антипку, на Серёжу — и, почесав в затылке, медленно, не сразу, ответил:
— Можно и дать. Только поначалу я проведу с вами кое-какую, такскать, военную стрелковую подготовку.
Дед Никанорыч поднялся с бревна и пошёл в избу.
— За ружьём пошёл, — обрадованно зашептал Фимка и хлопнул Серёжу ладонью по плечу. — Вот видишь, как надо действовать! Уж мы-то с Антипкой знаем.
— Погоди радоваться, — остановил его Антипка, — вдруг дед ещё скажет: «Сам умею стрелять» — и всё.
— Конечно, может, и так выйдет, — согласился Фимка. Но ему совсем не хотелось думать, что дед Никанорыч может не дать им ружья. Он уже представлял себе, как они идут к тёте Глафире на ферму. Он, Фимка, несёт убитого ястреба. Ястреб такой огромный, что его крылья тащатся по земле. Тётя Глафира выбегает из фермы, бежит им навстречу, хвалит их, благодарит: «Молодцы, ребята! Вот спасибо, что ястреба подстрелили. Я уж не знала, что мне с ним делать, как от него спастись. Кто же его подстрелил?..» И тут Фимка спросил: — Ребята, а кто будет стрелять по ястребу?
— Потом договоримся, — сказал Антипка. — Сначала пусть дед ружьё даст и стрелять научит.
— По-моему, всё равно, кто будет стрелять, — проговорил Серёжа, — лишь бы ястреба убить.
Открылась дверь, скрипнули на крыльце половицы, из избы вышел дед Никанорыч. В одной руке он нёс ружьё, в другой держал бутылочку машинного масла и тряпку. Дед Никанорыч осмотрел ружьё и покачал головой:
— Вон как затвор заржавел. Да и в стволе небось ржавчина. Эх, сам бы я подстрелил этого бандита, жаль — глаза сдали, как следует прицелиться не могу!
Дед с размаху стукнул ладонью по рукоятке затвора. Затвор подался с трудом. Никанорыч вытащил его, осмотрел:
— Ох-хо-хо, так и есть — весь ржавый…
— Дедушка, давай мы почистим. Мы быстро, — протянул Фимка руку к ружью.
— Я в школе мелкокалиберную винтовку всегда после стрельбы сам чистил, — сказал Серёжа.
Дед Никанорыч отдал чистить затвор Антипке и Серёже.
— А тебе, браток, ствол чистить, — сказал он Фимке. — Сделаешь из палочки шомпол и осторожненько тряпочкой вычистишь внутри.