На следующий день, прибыв на работу, узнал Паромов, что братья Колесниковы получили по десять суток административного ареста и благополучно отбывают наказание в спецприемнике для административно арестованных. Рука у Колеса действительно была вывихнута, но ее ему быстренько вправили медработники прямо в медвытрезвителе. Так, что ничего серьезного с рукой у него не было. Отделался легким испугом. Никакого уголовного дела в отношении их за злостное хулиганство никто не возбуждал и возбуждать не собирался.
— Ну, убедился? — скалил зубы Черняев, напоминая о вчерашнем разговоре.
— Убедился, — конфузился Паромов.
— То-то же…
Зоя Ивановна обивала пороги милицейских начальников и прокуратуры, требуя освобождения ее чад. Пробовала брать на горло, напирая на то, что она ветеран Великой Отечественной войны и участник партизанского движения на территории Курской области. Это было правдой. Об этом знали, как и то, впрочем, что семья у нее — не образец советской ячейки. Потому ее везде культурненько отшивали — всем надоела хуже горькой редьки со своими великовозрастными детьми — пьяницами, хулиганами и тунеядцами.
– Зоя Ивановна, — говорили в прокуратуре, — ничего сделать не можем. Все произведено в рамках существующего закона. А если, вообще быть объективными, то ваших ребят нужно привлекать к уголовной ответственности за злостное хулиганство. Но раз милиция не стала этого делать, то и прокуратура, учитывая ваши былые заслуги перед Отечеством, не станет возбуждать уголовное дело. Но без наказания — никак нельзя. Пусть за дебоширство отбывают административный арест, определенный судом.
— Извините, — разводили руками чины в УВД, куда Зоя Ивановна пожаловала в очередной раз. — Мы не можем отменить решение старшего участкового инспектора милиции Минаева. Тем более, что суд согласился с этим решением и определил Вашим сыновьям меру наказания в виде административного ареста. Так что… рады, но…
Зоя Ивановна походила, походила по высоким кабинетам, и, видя, что толку от этого хождения нет, принялась за Минаева. Но и тому встречаться с ней не очень-то хотелось.
— Это не Зоя Ивановна, а исчадие ада, — плевался он всякий раз, когда Черняев или Подушкин говорили, что к опорному пункту приближается Колесникова. — И за какие такие провинности послал ее Бог мне на голову?!!
— Грехов, Виталий Васильевич, только у Бога нет, — хихикал Подушкин, блестя чернотою цыганистых глаз. — У остальных: возами возить — не перевозить…
— Черняев, Паромов, «штаб», разбирайтесь с ней сами, как хотите. Меня нет! — отдавал команды старший участковый.
Сам же, чтобы не встречаться, убегал, кривя конфузливую мину на лице, в кабинет Подушкина. Подальше от глаз назойливой Зои Ивановны.
Если Минаев прятался от нежелательной посетительницы, то Черняев торжествовал.
— Здравствуйте, Зоя Ивановна, — радостно, как лучшему другу, говорил Черняев всякий раз, как только Колесникова входила в опорный пункт. — С чем вы пожаловали к нам?..
И с откровенным злорадством потешался над ней, спрашивая, как дела у Валерика, устроился ли на работу Вовик, вышла ли замуж Лена, успевают ли в школе млад-шенькие. Словом, по полной программе отводил душу за те огорчения, которые доставляла ему сама Зоя Ивановна и ее детки. При этом его лицо выражало такое неподдельное искреннее участие, что со стороны, не зная всех обстоятельств дела, вряд ли можно было заподозрить подвох.
Когда же Зоя Ивановна, багровея от злости, в очередной раз объясняла ему, что ее сыновья Владимир и Валерий находятся на «сутках», он сочувственно ахал.
— Так нехорошо получилось… так нехорошо…
И совсем блаженствовал, когда Зоя Ивановна доверительно сообщала, что все случилось благодаря стараниям майора Минаева, в которого она так верила. Тут уж Черняев столь громко сокрушался по поводу «нехорошего поведения» Минаев, что тому в укрытии точно было «не по себе».
Откровенное глумление Черняева над пожилой женщиной, пусть со вздорным и скверным характером, стало напрягать Паромова.
— Может, достаточно? — как только за Колесниковой в очередной раз закрылась дверь опорного пункта, заявил он старшему коллеге. — Все-таки женщина, мать… К тому же участник войны, ветеран…
— Не лезь не в свои сани! — немедленно последовал ответ. — Побегай с мое из-за ней самой и ее семейки по прокуратурам, попотей в высоких кабинетах милицейского начальства, постой «навытяжку» — сразу запоешь по-другому, правозащитник ты наш скороспелый!