Зато Озеров Валентин Яковлевич, молодой и слово-охотливый, «подпустить тумана» не смущался.
— Дернись хоть малость, — азартно поблескивая глазами, скалился он, — быть бы Павлику Дурневу с лишней дыркой в голове.
Но даже новичок Паромов понимал, что Озеров явно несколько преувеличивает с «лишней дыркой». Не так просто было применить табельное оружие… Десятки, если не сотни ограничений существовало. Но слушать его было интересно. Весело и занимательно рассказывал.
Озеров — двадцатипятилетний красавец блондин с голубыми, вечно улыбающимися, даже в минуты раздражения, глазами. Среднего роста и крепкого сложения с походкой бывшего моряка — немного вразвалочку. И, конечно же, любимец и «погибель» всех молоденьких инспекторш ПДН. Как поговаривали злые языки, Валентин Яковлевич, хоть и был женат, но особой щепетильностью в части амурных дел не отличался. Но то — злые языки… На чужой роток, как известно, не набросишь платок. Было то или не было — неизвестно. Зато точно установлено, что дуэлей между сотрудницами ПДН не случалось.
В минуты же гнева улыбка его становилась не доброй и обворожительной, а злой и язвительной. Впрочем, как и речь, изобилующая колкими эпитетами и сравнениями.
«Что ты мычишь, как корова, проглотившая язык вместе со жвачкой», — говорил он кому-либо из своих подчиненных, если тот не мог коротко и толково ответить на заданный вопрос. Или: «Вижу, мыслям тесно в голове у Вас, товарищ лейтенант. Теснятся, на волю просятся… Одна беда — язык им мешает и зубы не пускают!»
Озеров окончил Курский СХИ, поэтому его сравнительно-оскорбительные эпитеты чаще всего изобиловали названиями животных: «На вас, участковый Петренко, шинель, как на корове седло, а вы, Иванов, не ржите, как стоялый жеребец перед случкой». Голубые глаза Озерова при этом улыбались во все лицо, но от такой улыбки не только Петренко с Ивановым, но и всем было не по себе.
Впрочем, он злопамятным не был. И как быстро раз-дражался, так же быстро сменял гнев на милость. И опять его лучезарная улыбка обвораживающе действовала на собеседника.
С отделением профилактики он занимал два помещения на первом этаже, через коридор от дежурной части. При этом проходным кабинетом владело само отделение профилактики — майор милиции Уткин Виктор Дмитриевич и старший лейтенант милиции Беликов Валентин Иванович. Если красноликий вечно хмурый Уткин отвечал за организацию работы с лицами, ранее судимыми, то круглоликий и улыбающийся Беликов — за состояние работы с тунеядцами, алкоголиками, семейными дебоширами и прочей мелюзгой.
Их «апартаменты» по периметру вдоль стен были обставлены деревянными разнокалиберными шкафами. В них — сотни личных дел на подучетный элемент. Они пылились стоя и лежа стопками и кипами, на деревянных прогнувшихся полках. И обязательно — за обшарпанными скрипучими дверцами на расшатанных петлях.
Угловой же кабинет с одним единственным окном занимал Озеров. Тут деревянных шкафов было поменьше. Зато имелись металлические сейфы, в которых хранились, как шепнули Паромову по секрету, личные дела доверенных лиц и внештатных сотрудников — опору участковых. И, возможно, объект вожделений жуликов… Многим хотелось знать, кто и как «постукивает» на «контору».
Кто такие внештатные сотрудники и каков их статус в правоохранительной системе, Паромов уже знал. О доверенных лицах слышал, но представление о них имел самое смутное.
— Это негласные осведомители, — как-то коротко пояснил Черняев.
— Агенты что ли?…
— Считай, агенты, — ухмыльнулся Черняев. — Только труба у них пониже да дым пожиже…
— И мне придется обзаводиться?
— Придется.
— И как?
— Пока не аттестуют, даже голову не забивай… и приказы секретные почитывай… там все расписано.
В канцелярии секретные приказы взять было не просто.
— Не положено, не аттестованный — дала от ворот поворот секретарь Анна Акимовна. — Завтра, может, попрут, а ты уже секретные приказы знаешь…
Всем участковым инспекторам Промышленного РОВД, даже таким молодым и зеленым как вновь принятым Паромову и Ивакину, было известно, что Озеров тяготится своей должностью начальника службы профилактики. Всей душой стремился он в уголовный розыск. Даже понижение до должности рядового опера не смущала.
— Розыск — вот это мое. А тут чужое место занимаю, — говорил довольно часто.
При этом его голубые глаза тускнели. Словно тучки набегали на небесную лазурь.
Каждый раз, когда случалось преступление в районе, он, не дожидаясь команды руководства отдела, по собственной инициативе одним из первых прибывал на место происшествия. Нужно было — то «вкалывал» там, как рядовой опер, утюжа дворы и подъезды в поиске следов и очевидцев. И если «везло», то первым шел на задержание подозреваемого, особо не задумываясь, вооружен тот или нет, физически здоров или хил. За это не раз был «бит» в кабинете начальника отдела.