комился со мной и попал на работу в па-
пин банк, тоже работал в «Эльдорадо»…
Но я не обращаю внимания на выражение
его глаз. И мы так и продолжаем ржать
над незадачливым менеджером, которого
я «так классно наебал».
…Я не понимаю, как и когда мне стано-
виться все равно…Не понимаю….да и не
хочу понимать…
***
Меня всегда привлекали сильные люди.
Себя самого я никогда не считал по-насто-
ящему сильным. Мне были вечно нужны
какие-то подпорки. Я опирался на чужих
мне и по духу, и по сути людей.
158
Я создал яму, куда загнал себя сам. В ту-
пик. И этот тупик был чем дальше – тем
страшнее…
Первый раз я понял, что со мной что-то
явно не так, когда проснулся от ощуще-
ния, что меня душат. Только переехал в
новую квартиру. Недалеко от нее было
кладбище. Вполне себе живое и вполне
действующее…
В той самой квартире я начал медленно,
но верно «съезжать с трассы». Сходить с
ума. Не так, как это описывают в книгах и
показывают в фильмах. А по-настоящему.
Вполне себе даже серьезно.
Я убеждал себя, что все это –чушь. Что в
моем доме не могут бродить чьи бы то ни
было призраки.
А они, похоже, бродили…
159
Я стал бояться. Всего. От непонятной
тени на стене до шороха в пустой комна-
те. Меня стали пугать громкие звуки
Я боялся оставаться наедине с собой.
Ночью я ложился…закрывал глаза….и пу-
гался собственных мыслей. Вскакивал,
выбегал во двор и уезжал куда глаза гля-
дят… Так я научил себя убегать от
проблем.
Так я понял, что существуют вообще не-
разрешимые проблемы.
Я начал думать, что же послужило перво-
толчком. Почему кто-то так озлоблен из-за
того, что сдох раньше времени. Почему
ему – или ей?- теперь так важно кого-
нибудь прибить. От этого станет легче?
Моя растекшаяся по стене кровь будет
слаще, чем вино?
Что это за душа, которая не смогла обре-
сти покой?
160
Так я впервые всерьез задумался о душе.
И Смерти. И о том, что бывает после.
Ну, вы понимаете…. Мне даже страшно
писать – после чего.
Вот такой я трус, да. Я боюсь, очень бо-
юсь умирать.
Потому что где-то спинным мозгом,
неуловимой частью сознания я знаю – я
умру рано… Это будет больно, далеко
не в своей постели и не глубоко за во-
семьдесят… У меня начисто отсут-
ствуют какие-то экстрасенсорные
способности, и я еще не знаю, что буду
умирать ИМЕННО ТАК.
Гореть заживо. Разлетаться на куски
вместе с осколками ветрового стекла.
Я – который с детства боится паниче-
ски любой боли…
Мне нужно, чтобы меня кто-то держал. Вс-
тряхивал. Не давал остаться наедине с
161
этими мыслями, этими страхами. Но ря-
дом – как всегда,-никого нет…
И я ищу того или ту, в ком смогу найти ис-
целение от своих кошмаров. Я ищу так от-
чаянно, что мне почти уже все равно и
наплевать на еще недавно такие важные
высокие стандарты.
Мне страшно, мне плохо, мне адски пога-
но, твою мать!
Только по ставшей уже дурной традиции –
это никого не волнует. То есть вообще. Я
сам не заметил, как создал вокруг себя за-
щитное поле. Своими насмешками. Своим
злым языком. Своим высоко задранным
носом.
Нету мамы… Не к кому забраться на руч-
ки и в голос зареветь от обиды и непони-
мания. Отцу это не так уж и важно, это
еще мягко говоря… Он дал мне вариться
в моем собственном соку, не замечая, во
162
что превращается его сын. Ему это каза-
лось нормальным.
Мне это никогда не было понятно. В мыс-
лях я часто рисовал себе идеальную се-
мью, где всем есть до всех дело. Потом
стал замечать, что я лишен чего-то… это
что-то давала мне только мама. Сейчас ее
нет, а у отца - новая жена. Если бы я точ-
но знал, что меня не поймают и не заста-
вят отвечать, я распилил бы эту гребаную
суку на части тупым лобзиком и спустил
эти части в унитаз.
Это было бы идеальное убийство.
И мне обязательно, сразу же, стало бы
легче.
Сейчас я чувствую себя таким беспомощ-
ным. Я связан по рукам и ногам. Я даже
не могу ничего сказать отцу –потому что