Консерваторы попытались объявить эти исследования политически ангажированными, но, не имея возможности победить оппонентов в научной дискуссии (слишком велик оказался массив приведенных фактов), применили административный ресурс по полной программе. На защиту левых историков выступили их западные коллеги и, похоже, в научной среде начинает разворачиваться серьезная кампания.
Нечто подобное, по сути дела, происходит сейчас в войне за историю между Россией и Украиной. Украинская государственность – явление чрезвычайно новое и потому очень сильно нуждающееся в историческом обосновании. И естественно, что те историки-пропагандисты, которые считают себя патриотами Украины, пытаются создать новый государственный миф, многие элементы которого существенно противоречат трактовке исторических событий, принятые в СССР, а затем – в России. При этом строители мифа считают себя не разрушителями существовавших до того мифов (в которых Великой Украинской Державы не было), а патриотами-созидателями мифа, в котором такая держава есть, и, более того, всегда была.
Вообще, у каждого малого государства, образовавшегося на постсоветском пространстве, рано или поздно возникает нужда в государственном мифе. Любая страна должна иметь государственную идеологию, и маленькой стране, которая находится в процессе становления, она нужна особенно. Кроме того, новая идеология должна подчеркивать ее самостоятельность, желательно – «извечную».
Но чем сложнее внешне- и внутриполитическое положение такой страны, тем более ей необходим официальный ответ на вопрос, кто виноват в том, что «нам так плохо». Обвинить в этом «прежних хозяев» — самый простой и пропагандистски выгодный ход, особенно если государственная идеология в той или иной мере строится на национализме титульной нации, который, опять-таки, логично обратить против России. Понятно, что на эту тенденцию влияет целый ряд разных факторов,— от экономических связей между Россией и этой страной (точнее, от уровня ее экономической зависимости от России) до «теней исторического прошлого». Однако проблема именно в том, что «кляты москали» становятся главным врагом не в силу особенной ненависти к москалям, а в силу того, что они наилучшим образом вписываются в этот образ «черного зеркала», в противостоянии с которым выкристаллизовывается собственный государственный миф. Так что антирусские настроения в историографии малых стран, появившихся на постсоветском пространстве, имеют достаточно простую идеологическую причину.
Конечно, что мифы «о враге» довольно часто имеют под собой определенную основу. Иное дело, что взаимная демонизация, положенная на исторический контекст, делает врага «извечным и постоянным». Более того, демонизация нередко вызывает ответную демонизацию, в результате которой запутанный и сложный исторический прецедент разбирают уже не столько историки, сколько пропагандисты.
Здесь надо сделать важное отступление о том, чем подход пропагандиста отличается от подхода историка. Историк отличается от пропагандиста тем, что его основная задача – выяснить, как все было на самом деле, и собрать максимально полную картину исторического события. Пропагандист же обязан защитить определенную точку зрения и потому использует только те факты, которые можно уложить в его концепцию. Историк может выступать в роли пропагандиста, но у пропагандиста крайне редко получается выступать в роли историка.
Для пропагандиста характерна двойственная логика. Если это не белое, оно «черное». Если кто-то не согласен с утверждением А, он автоматически считается согласным с утверждением Б. Для настоящего историка характерна недвойственная логика, в рамках которой кроме белого и черного есть и другие цвета, и полутона.
Порочность двойственной логики хорошо иллюстрирует известный греческий софизм: Эпименид, критянин, сказал: «все критяне – лжецы». Однако, если все критяне – лжецы, значит и он сам лжец. А если он лжец, то его высказывание о том, что «все критяне – лжецы» — неправда. Значит, все критяне правдивы. Но это означает, что правдив и Эпименид. Следовательно, «все критяне – лжецы» — правда. Если так, то поскольку Эпименид – критянин, он тоже лжец… И так далее.
Если же действовать не в рамках двойственной логики, когда правдивы либо все, либо никто, то отрицанием высказывания «Все критяне — лжецы» является «Не все критяне лжецы», и порочный круг, построенный именно на излишней склонности к обобщениям и противоположностям, размыкается. Заметим, что двойственная логика отличает любую пропаганду, и потому, анализируя причины появления ревизионистов, мы начнем именно с протестной реакции на формальные догмы.