На деле (хороший пример – КНДР) сверхмилитаризация государства может объясняться и внешне- и внутриполитическими причинами, а также — присущими этой стране особенностями исторического развития. И это не только страх перед народным восстанием и необходимость содержания огромной армии, чтобы его подавить. Сверхмилитаризация может быть использована для поддержания общества в состоянии постоянного мобилизационного стресса, что совершенно необходимо для того, чтобы работали командные схемы управления экономикой и обществом (а другие схемы обществу «тоталитарного» типа неведомы). Сверхмилитаризация может удовлетворять ведомственные интересы влиятельных элит — военно-промышленного комплекса. Ведь вес бюрократа определяется долей бюджета, которой он распоряжается. И так далее. И наконец она может быть следствием «стресса от собственной истории», когда страна,, территория которой многократно подвергалась в прошлом нападению или становилась площадкой для «разборок» других государств, предпочитает отгородиться от соседей огромным количеством оружия и внешне грозной и непобедимой армией, полагая что демонстрация военной мощи заставит потенциальных агрессоров отказаться от претворения в жизнь своих планов.
Отсюда ясно, что сверхмилитаризация в отсутствии адекватной внешней угрозы сама по себе не может быть доказательством агрессивных намерений. Это необходимое, но не достаточное условие.
Частным случаем подобной манипуляции является распространенное у многих ревизионистов утверждение о том, что «мирное» государство должно готовить свои войска исключительно к оборонительному способу действий — то есть (как пример возьмем конечно же Резуна) «рыть окопы, строить линии укреплений, отгородиться от агрессора непроходимыми минными полями, заказывать заводам противотанковые пушки вместо танков, истребители вместо бомбардировщиков «. Такие утверждения обычно оказывают достаточно сильное воздействие на читателя, знакомого с войной в основном по кинофильмам. Из них зритель выносит представление о том, что сидеть в ДОТах или окопах и отстреливаться от наступающего противника гораздо «удобнее», чем, сжав зубы, бежать в атаку на строчащий пулемет. К сожалению, изобразительные средства кино слишком скудны для того, чтобы показать всю мощь артиллерийского огня и ударов с воздуха, которые обрушиваются на позиции обороняющихся перед началом атаки. Если же подняться с тактического на стратегический уровень — то становится очевидно что пассивное сидение в обороне имеет важнейший недостаток, способный перевесить любые преимущества: неопределенность планов противника. Получив инициативу он способен незаметно накопить силы и нанести неожиданный удар там, где оборона наиболее слаба. «Оборонцы» любят приводить в подтверждение своих доводов пример Курской битвы, забывая о том, что а) в общих чертах план операции «Цитадель» был известен советской разведке задолго до ее начала, б) в отношении плотности обороны Курская дуга является уникальным примером и такой концентрации окопов и противотанковых пушек на километр фронта не создавалось никем и никогда за всю войну и уж тем более невозможно было создать подобные плотности на протяжении всей западной границы СССР в 1941 году, в) и что, несмотря на высокие плотности и в целом грамотное построение обороны (артиллерийская контрартподготовка, активное использование авиации) оборона на южном фасе «дуги» была прорвана.
Если попытаться нарисовать портрет идеального «мирного государства» с точки зрения «оборонцев» — то нас получится необльшая страна, расположенная на полуострове с крайне небольшой протяженностью границы по суше. Желательно также, чтобы эта граница проходила по максимально труднодоступной местности, и чтобы у этого государства имелись достаточно могучие и верные союзники, готовые выступить на его стороне и нанести удар агрессору — иначе численное и техническое преимущество рано или поздно решат дело.
Из представлений о преимуществе обороны вытекает активно испульзуемое не только ревизионистами, но и многими военными экспертами и политиками деление оружия на «оборонительное» и «наступательное», каковое предавал анафеме еще Уинстон Черчилль. «Автострадные танки» и «крылатые шакалы» Резуна уже навязли в зубах, но почему-то никого не удивляет, когда дипломаты, «прикрывающие» продажу зенитно-ракетных комплексов в одну из стран третьего мира, озвучивают нечто вроде «поставляемое вооружение носит исключительно оборонительный характер». Будут ли зенитная ракета, танк или истребитель использованы для очередной «отечественной войны» или для агрессии и разбоя — зависит не от их ТТХ, а от принятых политиками и штабистами решений. Танк и противотанковую пушку, противопехотную мину и гранатомет, самолеты и ЗРК можно с равной вероятностью успеха использовать и для нападения, и для защиты от оного. Скажем, тот же зенитно-ракетный комплекс, стоящий «на страже мирного неба страны» мы смело назовем оружием «оборонительным». Теперь усложним задачу — представим себе тот же ЗРК, прикрывающий аэродром, на котором базируются самолеты, наносящие бомбовые удары по соседнему государству. Или его мобильный вариант, обеспечивающий оборону с воздуха танковой колонны на марше. Назовем ли мы такое оружие «наступательным» или «оборонительным»?. Если привести уж совсем бытовой пример — один и тот же пистолет в руках полицейского является орудием защиты закона, а в руках бандита — орудием преступления.