68. Ведь что такое ты говоришь, и какое нам предлагаешь мнение? Считать тварью показанную на горе божественность и сообразный ей неизреченный свет, славу Божию, самое царствие, пришедшее в силе [272] тогда по Господню слову, то есть явившееся посредством того, что подало смотрящим силу видеть невидимое? Убеждаешь считать это тварью, — то, что было неизреченно увидено Петром и иже с ним [273], Стефаном [274] и Павлом [275], и затем подобными [им святыми], — чтобы мы, называя нетварной сию [божественность], ставшую видимой, не чтили две божественности, или одну сложную, присовокупляя к единой, нетварной и невидимой сию, ставшую так или иначе видимой, и не отвергали бы евангельский глас, проповедующий всем невидимого Бога, и не отрицали бы Символ веры, гласящий, что Бог есть Творец всего видимого? А что ты скажешь о следующем? Не в Евангелии ли сказано, что славой и царством Отца и Сына является оный свет? Как же царство Отца и Сына будет рабским и тварным? Как же и высочайшая слава будет бесславной?
69. Итак, отвергнем ли оба [т. е., Символ и Евангелие] одно посредством другого, и посредством Символа веры, проповедующего Бога Творцом всего видимого, покажем царствие Божие тварным, — поскольку оно некогда на горе явилось видимым и в будущем веке будет непостижимым образом видимо сынам будущего века, — а затем ради нетвар{стр. 81}ности и вечности божественного царствия отвергнем Символ веры, поскольку он называет Бога Творцом всего видимого? Или, приемля одно, отбросим другое? Если одно из двух надлежит предпочесть, как ты явно безумно учишь, — и к тому же, как говорят, царскими руками [276], — то предпочтительнее будет Евангелие. Опять же, Божие царство как будет побеждено чем–либо? Ибо одно лишь оно более всего является неподвластным [земному] царю и непобедимым, будучи по ту сторону и времени, и века. «Ибо не должно говорить, чтобы века или времена опережали Божие Царство. И мы веруем, что оно есть наследие спасаемых» [277], — говорит [божественный Максим], — которое «является преподаянием по благодати того, что естественным образом присуще Богу» [278], и «самим видом божественной красоты» [279].
70. Затем, что говорит святой Символ? «Верую во единаго Бога, Отца Вседержителя, Творца видимым же всем и невидимым» [280]. Стало быть, согласно твоим методам (εφόδους) и твоим силлогизмам и мудрым размышлениям, тварной является и единая и невидимая божественность, за которую ты подвизаешься этим добрым, как тебе видится, подвигом. Ведь Бог — Творец и невидимого. Если же нетварна сия единая — и, по–твоему, невидимая — божественность, то отрицается святой Символ, называющий Бога Творцом всего невидимого.
71. Видишь ли ясно, что ты [сам] сполз в безбожие и других в него тянешь? Ибо у тебя и согласно твоему учению [получается], как видишь, не одна [единственная] божественность, а ни одной. Ведь поскольку ты, не вкусивший божественного созерцания Бога, не поверил говорящим от опыта, и не только это, но и яростно восстал против них, то взята от тебя и вера в Бога, юже мняшся имея [281]. И ты прежде оного дня рассечен полма [282] (έδιχοτομήθης), будь уверен, и с неверными положен [283], и будешь лежать [с ними] непременно, если не покаешься и не поспешишь переучиться благочестию. Ведь скажи, разве и Сам Дух Святой не является ли невидимым и [вместе] нетварным? Всяко, ты согласишься. Итак, от{стр. 82}рицается ли этим Символ веры, называющий Бога Творцом всех невидимых? И что говорить о прочем? Ведь ты, приведя здесь евангельские слова, засвидетельствованные Сущим в лоне Отчи, что Бога никтоже виде нигдеже [284]. Итак, скажешь ли, что нарушается исповедание веры, если невидимого Бога мы назовем и нетварным? Или ты будешь доказывать и учить, что и Он тварен, дабы и у нас сохранилось [твое] твердое и непоколебимое исповедание, поистине славно полагающее Нетварного с тварными, и разрывающее тварь и подгоняющее ее устремляться к небытию, как не вмещающую бесконечность божественности, и похуляющее и низвергающее Бога, как сопричисляемого к тварям?
72. Вот это есть то, чему ты учишь своих присных устно, а дальних — письменно, улучив сейчас к тому благоприятный момент, чему естественным образом не мало способствовала гражданская смута. И ты, хотяй быти законоучитель, уклонился еси от веры нелицемерныя, не разумея ни яже глаголеши, ни о нихже утверждаеши [285] многословными речами и писаниями. Я же «верую во единаго Бога, Отца Вседержителя, Творца видимым же всем и невидимым» [286], то есть — [Творца] всего чувственного и умопостигаемого.