Наконец, германскому кайзеру Вильгельму II докладывали об успехах столыпинской реформы, о перспективе превращения России в сильнейшую европейскую державу в обозримом будущем. Реальность такой перспективы заставляла спешить с агрессией против России.
Столыпинская аграрная реформа завершала раскрепощение, начатое крестьянской реформой Императора Александра II. В связи с 50-летием последней в конце лета 1911 года в Киеве открыли памятник Царю-освободителю. Присутствовали его внук Николай II и премьер-министр Столыпин. Торжества завершались 1 сентября: Император и премьер слушали оперу в городском театре. Во время антракта к главе правительства подошёл молодой человек и выстрелил.
5 сентября П.А. Столыпин скончался. Он похоронен в Киево-Печерской лавре.
Император на похоронах не присутствовал. Его отношения с премьером эволюционировали от очень хороших до сложных. Столыпин превосходил Императора в решительности и стратегической дальновидности, и этим в известном смысле ограничивал самодержавие. Именно Столыпин имел наибольшие шансы удержать Россию на краю революционной пропасти и усмирить русский бунт. Поэтому антигосударственные и антиправославные силы развернули охоту именно на него.
Террористом оказался несостоявшийся юрист Богров, увлекавшийся анархистко-коммунистической и эсеровской литературой. Богров поддерживал связи с революционерами, которых за деньги выдавал тайной полиции. Преступник был повешен.
Новый премьер-министр В.Н. Коковцев продолжил аграрную реформу менее энергично. Но она продолжалась даже без Столыпина, поскольку соответствовала вектору рыночно-буржуазного развития России. И реформа могла быть осуществлена после победы над кайзеровской Германией. Реформа не провалилась, «провалилась» Россия в революционную пропасть, и аграрные преобразования пошли по третьему варианту.
Верховный главнокомандующий Николай II
Главнокомандующим всеми вооружёнными силами страны поставлен был Великий князь Николай Николаевич (внук Императора Николая I и двоюродный дядя Императора Николая II), командовавший гвардией и Петербургским военным округом и пользовавшийся популярностью среди офицеров. Император осуществлял верховное руководство Россией, воздерживаясь от непосредственного руководства армией.
В 1915 году князь был деморализован военными неудачами, плакал в кабинете Императора, поставив вопрос о своей отставке. Однако кем его заменить? Отсутствовал полководец, известный своими победами и стратегической мудростью. И ситуация являлась деликатной, поскольку требовалось заменить члена Дома Романовых...
В момент чрезвычайной военной опасности и при отсутствии очевидного кандидата только сам Император воспринимался народом в качестве естественного и бесспорного Верховного главнокомандующего. Однако у такого выхода из ситуации имелись серьёзные минусы: 1) став Верховным, Император брал на себя всю ответственность за происходящее на фронте, что почти неизбежно ослабляло его авторитет; 2) Императору требовалось подолгу пребывать в Ставке Верховного главнокомандующего в Могилёве, что мешало общему руководству страной и могло обернуться тяжёлыми последствиями при революционных событиях в столице. Поэтому такой выход не поддерживался министрами и вдовствующей императрицей Марией Фёдоровной. Но сам Император склонялся к нему как к нравственно-монаршему долгу перед Богом, Россией и народом. Последние сомнения Император отбросил после беседы с Распутиным, который благословил Государя иконой. 23 августа 1915 года Государь издал соответствующий приказ по армии и флоту.
Вице-адмирал А.Д. Бубнов свидетельствовал: уровень знаний Императора «соответствовал образованию гвардейского офицера, что само собой разумеется, было недостаточно для оперативного руководства всей вооружённой силой на войне. Сознавая это, Государь всецело вверил сие руководство генералу Алексееву и никогда не оспаривал его решений и не настаивал на своих идеях, даже тогда, когда эти идеи, как, например, в Босфорском вопросе, были правильнее идей генерала Алексеева». Сам начальник Штаба Верховного главнокомандующего М.В. Алексеев говорил: «С Государём спокойнее... Он прекрасно знает фронт и обладает редкой памятью. С ним мы спелись». А Великий князь Андрей Владимирович вспоминал: «Как неузнаваем штаб теперь. Прежде была нервозность, известный страх. Теперь все успокоились. И ежели была бы паника, то Государь одним своим присутствием вносит такое спокойствие, столько уверенности, что паники быть уже не может. Он со всеми говорит, всех обласкает; для каждого у него есть доброе слово. Подбодрились все...»