Отражение этих издевательств и глумлений мы находим в псалмах. «Нас презирают наши соседи: насмешками и руганью осыпают нас окружающие» (79 9). «Все, кто меня ни встречает, насмехаются надо мной, презрительно поджимают губы и вздергивают голову» (22 8). «Иноплеменники, слыша о нас, презрительно вздергивают голову» (44 15). «Видя меня, они кричат: «Гы! Гы!» (40 16). «Многие смотрят на меня, как на чудище» (71 7).
Презрение к евреям настолько вошло в обиход, что наименование еврея получило, наконец, нарицательное значение в смысле всего грязного, некрасивого. Так Клеомед, ругая Эпикура за его скверный стиль, говорит: «Его язык взят из самой гущи синагоги и толпящихся вокруг нее нищих: в нем есть что-то плоское, жидовское и ползущее по земле, как пресмыкающееся» (fr. 121 R). Марциал в одной из своих эпиграмм (VII, 30) хочет описать неразборчивость римской кокотки Целии. Она не только отдается парфянам, германцам и т. д. «Нет! Она доходит даже до того, что не брезгует объятиями обрезанных жидов!» В псалме 44 15 мы читаем: «Наше имя Ты сделал поносной кличкой у язычников». Сходное свидетельство и в псалме 102 9: «Мои враги непрестанно оскорбляют меня: они уже клянут друг друга моим именем». Но особенно интересен александрийский мартиролог Р. Ох. Х 1242. Гермаиск заявляет, что римский сенат наполнен евреями. Когда Адриан этим возмущается, Гермаиск говорит: «Ага! Значит, неприятно, когда обзывают евреем!» {Добавление: Выражение Pap. Ox. X. 1242. I. 48: Oukoun khalepon esti to onoma ton Joudaion получает еще более глубокий смысл, если вспомнить, что противником евреев в споре выступал бог Сарапис собственной персоной (I. 50 слл.), а стереотипной формулой прославления этого бога, м. б., было: Mega to onoma ton Sarapis (Preis. № 381).}
В виду привычки древних к образному мышлению понятие «грязный» в нравственном смысле скоро было перенесено и на внешний облик еврея, как сплошь и рядом и наоборот: внешние физические недостатки, особенно из'яны на поверхности кожи, независимо от их происхождения, часто служат в древности признаком низости души. В басне Архилоха Лисица говорит Обезьяне, получившей шрам, попавшись в западню: «Тебе ли, Обезьяна, с таким задом (быть нашим царем)!» В басне Эзопа «Лисица и Крокодил» (37 Halm) низость происхождения Крокодила доказывается тем, что его кожа покрыта рубцами.[82] Равным образом и Моисей, который считался у антисемитов образцом нравственной испорченности, (ср. Ар. II, 14, Cels. y Orig. c Cels. I, 23), изображается страдающим накожной болезнью (см. ниже), тогда как еврейский историк Псевдоартапан изображал подверженным накожной болезни гонителя евреев фараона Хенефрея (fr. 3 Fr. § 20).[83] Если Тацит (Hist. V, 5) говорит, что «еврейские обряды — нелепы и грязны», или если Рутилий Намациан (de red. suo I, 384, 387) называет евреев «скотами» (animal) и «непотребным племенем», то они еще держатся на рубеже этих смыслов; другие авторы и тот же Тацит в других местах говорят с презрением и о самой внешности еврея. Относящиеся сюда свидетельства можно разбить на две группы: 1) жиды — вонючие и 2) жиды — паршивые. О дурном запахе, издаваемом евреями, мы впервые узнаем из эпиграммы Марциалла (IV, 4), посвященной его другу Бассу, у котораго дурно пахло изо рта:
То, чем от сохнущей лужи часто пахнет... Чем на тощак от всех шабашу верных... Лучше мне нюхать, чем, Басс, твое дыханье.Другое подобное свидетельство мы находим у Аммиана Марцеллина (Rer. gest. XXII, 5, 4—5). Он рассказывает: «Когда император Марк Аврелий проезжал по Палестине, часто в нем вызывали омерзение встречавшиеся ему вонючие и суетливые евреи, так что, наконец, он с огорчением воскликнул: «О маркоманны, о квады, о сарматы, наконец, я нашел народ еще менее культурный, чем вы!».
Целая масса свидетельств обвиняет евреев в подверженности парши. Перевод этот, правда, неточен: в источниках чаще говорится, по-видимому, о других накожных болезнях. Но так как моя работа не претендует на медицинское значение, то да будет мне позволена эта небольшая «модернизация». Источником для этих обвинений послужила сама Библия, которая, как мы видели, в греческом переводе была постоянно штудируема александрийскими антисемитами; отсюда-то они и почерпали материал для своей версии об исходе евреев из Египта. В «Исходе» (Exod 9 9) мы действительно читаем: «И будут на людях и на скоте накожные воспаления переходящие в струпья, во всей земле Египетской... И сделалось воспаление с нарывами на людях и на скоте». Мы уже видели выше, как александрийские интерпретаторы пришли к выводу, что эта накожная болезнь поразила самих же евреев, что евреи не что иное, как позднейшее наименование изгнанных из родины паршивых египтян. Вследствие живого чувства гадливости к евреям, это историческое указание стало особенно популярно среди александрийских ученых антисемитов. В рассказе об исходе евреев из Египта, после Манефона, этот еврейский недуг упоминается у Посидония Апамейского (fr. 25 В § 1), у александрийской плеяды антисемитов — Херемона (fr. 58 R § 1), Лисимаха (fr. 59 R) и Апиона (fr. 63 В § 3), у Тацита (Hist. V, 3) и Юстина (XXXVI, 1—3, fr. 138 R). Название накожной болезни у разных писателей варьируется: leprai, alphoi, molysmoi, epileucia, scabies, vitiligo, но смысл остается тот же. Более того, эта мнимая болезнь евреев кладется как лейтмотив в основу толкования всей истории и религии евреев: все их непонятные особенности и обряды об'ясняются из их «паршивости».