Но опубликованное через полтора месяца сообщение Чрезвычайной Государственной Комиссии по г. Минску было формулировано уже гораздо осторожнее. Конечно, после обращения минчан просто обойти массовое истребление евреев молчанием было немыслимо, но в сообщении Комиссии, особенно если его сопоставить с сообщением минчан, отчетливо сказывается желание как-то отодвинуть в тень страшное еврейское бедствие, и приводимые в виде примеров в сообщении Комиссии имена погибших или чудом спасшихся все не-еврейские: Савинская, Голубович, Семашко, проф. Анисимов и др.; из перечисленных выше погибших евреев здесь назван лишь один человек — с заведомо не-еврейской фамилией, проф. Клумов.
После этого отступления от принципа замалчивания гитлеровской политики истребления евреев Чрезвычайная Государственная Комиссия вновь вернулась к своей практике. В сообщении об Эстонской ССР, между прочим, подробно рассказывается о лагере в Клогах, в котором, как известно, нашли смерть много тысяч евреев, но во всем этом сообщении не встретишь даже и слова «еврей». В сообщении о Литве с методической точностью перечисляются и описываются лагеря, в которых погибли десятки тысяч, «ученые и рабочие, инженеры и студенты, ксендзы и православные священники — жители не только Вильнюса, но и других городов, местечек и деревень Литовской ССР» (лагерь в местечке Понеряй близ Вильнюса), «мирные советские граждане из Каунаса» и «граждане из Франции, Австрии, Чехословакии» («форт смерти» в Каунасе) и т. д., но о евреях здесь просто не упомянуто ни одним словом.
Только в самом конце 1944 года — в сообщении о Львовской области — Чрезвычайная Государственная Комиссия, казалось, освободилась от боязни говорить открыто о гитлеровском воинствующем антисемитизме и уделила необходимое внимание жестокостям по отношению к евреям. И то же повторилось в сообщении о гитлеровских зверствах в Латвии; здесь впервые в сообщении Чрезвычайной Государственной Комиссии появилась даже специальная глава: «Кровавая расправа немцев с еврейским населением Латвийской ССР». Казалось, что Чрезвычайная Государственная Комиссия окончательно отказалась от вчерашней близорукой политики. Так нет же. Через месяц с небольшим после сообщения о Латвийской ССР Чрезвычайная Государственная Комиссия опубликовала сообщение о лагере Освенцим, вероятно, самом страшном в эти годы месте на земном шаре, где было отравлено, сожжено, истерзано, замучено более четырех миллионов человек, в огромном большинстве евреев. Но в сообщении K°миссии о лагере Освенцим — этому просто трудно поверить — опять даже не встретить слова «еврей».
Очень характерен для Чрезвычайной Государственной Комиссии и подбор ею людей для расследования немецких злодеяний. В состав самой Чрезвычайной Государственной Комиссии был включен и один еврей, профессор И. П. Трайнин; но он включен был в состав комиссии не как еврей, а лишь как специалист по вопросам международного права. Что это так, подтверждается составом действовавших от имени Чрезвычайной Государственной Комиссии местных органов: в состав этих местных комиссий, кроме одного члена Центральной Комиссии, обычно входил председатель исполкома, т. е. глава местной администрации, представитель военного ведомства, представитель прокуратуры, один-два депутата Верховного Совета и еще несколько именитых граждан. В ряде случаев в комиссии были включены и представители православного духовенства; о них упоминается в сообщениях по Сталинской области, по г. Новгороду и Новгородскому району, по г. Одессе и Одесской области, а по г. Ровно и Ровенской области в состав комиссии включены даже и православный, и католический священники. Но евреев в этих комиссиях не было нигде — ни даже в Киеве, Ровно, Минске, Освенциме — и только в Одессе в комиссии участвовал, в качестве представителя Центральной Комиссии, всё тот же проф. И. П. Трайнин. Этот состав комиссий ясно говорит о желании по возможности не вспоминать о еврейской трагедии.
Сообщения Чрезвычайной Государственной Комиссии лишь наиболее наглядная иллюстрация этой политики. Иллюстрировать ее можно было бы еще множеством примеров. Ограничусь одним. Достаточно известно, какую страшную трагедию пережило украинское еврейство. Об этом с большой силой писал в своих цитированных выше очерках «Украина без евреев» Василий Гроссман. Но когда 1-го марта 1944 года собрался — впервые после освобождения — Верховный Совет Украинской ССР, председатель украинского Совета Народных Комиссаров (и секретарь ЦК компартии Украины) Никита Хрущев в своем пространном докладе о пережитом Украиной и о стоящих перед нею задачах205 с большим чувством говорил о сотнях тысяч убитых и замученных, о неслыханных страданиях, которым подверглись при оккупации «наши люди», но что среди замученных огромный процент, вероятно, подавляющее большинство составляли евреи, он не упомянул ни одним словом. Не только Украина после Гитлера осталась «без евреев»; для них не нашлось и маленького места и в обширном докладе главы украинского правительства.
Чем диктовалась эта политика фактического отказа от борьбы с гитлеровским антисемитизмом? Открыто эта политика никогда не защищалась и не мотивировалась. Но, присматриваясь к ней ближе, нетрудно отдать себе отчет в ее мотивах. Она, конечно, не была продиктована симпатиями к гитлеровской политике истребления евреев. Подозревать руководителей советской политики в таких симпатиях нет решительно никаких оснований. Рациональной основой охарактеризованной выше советской политики — вернее, ее псевдорациональной основой — несомненно было опасение, что открытая и решительная борьба против гитлеровской политики истребления евреев облегчит Гитлеру пропаганду борьбы против «иудео-большевизма». Но психологическая почва для политики пассивности по отношению к воинствующему антисемитизму Гитлера была, вероятно, в значительной мере подготовлена распространением в верхних слоях советского общества в последние годы перед войной того ползучего полускрытого антисемитизма, о котором речь шла выше, в главе четвертой.
Это была страусова политика. Замалчивание антисемитизма пред лицом бешеной гитлеровской антисемитской пропаганды — пропаганды не столько даже словом, сколько делом — психологически обезоруживало массы перед натиском антисемитизма и создавало психологию фактического его толерирования. Этим облегчался бурный разлив антисемитских настроений не только в оккупированных областях, но и далеко за их пределами. Так отказ от борьбы с антисемитизмом не только не затруднил гитлеровской пропаганды, но имел как раз обратное действие.
И на Украине, например, антисемитизм в годы войны фактически стал популярной формой украинского сепаратизма. До какой степени это развитие встревожило в конце концов советские власти, видно из того, что вскоре после освобождения Украины советское украинское правительство предложило — безуспешно — амнистию украинским крайним националистам, боровшимся против Красной Армии и принимавшим активное участие в осуществлении — частью в сотрудничестве с Гитлером, частью параллельно с ним — политики истребления евреев206.
206
Об амнистии подробно говорил Хрущев в упомянутой выше речи в Верховном Совете Украинской ССР.