«Нам поручено сообщить Вам, что если Вы попросите, то Вам будет разрешено играть под флагом нашей страны и Вам доставят сам флаг. Если Вы пожелаете, то получите гражданство до начала матча. Если этого недостаточно, то Вы могли бы быть назначены президентом национальной шахматной федерации со всеми полномочиями. Если и этого недостаточно, тогда Вы можете стать послом нашей страны на Филиппинах...»
Не скрою, приятно было получить такое письмо. Но, опасаясь прямой конфронтации с президентом Маркосом — уже не вокруг шахматной доски, а вокруг острова в Южно-Китайском море, я не принял предложенную мне заманчивую синекуру...
СЮРПРИЗЫ НА СТАРТЕ
И вот сидят они: один -— герой народа,
Что пьет кефир в критический момент,
Другой — злодей без имени и рода,
С презрительным названьем «претендент»
Конец 70-х. Автор неизвестен.
А. Рошаль; «Здесь воочию еще раз убеждаешься, как много поклонников у чемпиона мира— сильнейшего на планете шахматиста... Претендент, вызывая осуждение истинных поклонников древней увлекательной игры, делает «ходы» не только за шахматной доской» (ТАСС, «Советский спорт» и т. д.).
Первая партия состоялась 17 июля. Она оказалась не слишком волнующей и закончилась вничью на 19-м ходу.
По ходу 2-й партии возникла новая проблема во взаимоотношениях с советской стороной. В середине партии Карпов получил от своих помощников напиток, напоминающий по виду фруктовый кефир, который советские назвали «йогуртом». Казалось бы, кто станет возражать, чтобы столь невинный продукт был передан на сцену во время игры?!
Однако дело тут не в названии, а в принципе. По правилам ФИДЕ во время партии связь игрока со зрительным залом запрещена. Однажды в Белграде фрау Лееверик пыталась передать мне шоколад, который я случайно забыл взять на игру, но главный судья Кажич этого — резонно — не разрешил. На сей же раз судья почему-то ничего не предпринял...
Обычно я беру с собой на игру чай или сок, шоколад и что-нибудь еще. Карпов мог поступать так же, но он решительно отказался. Жюри потратило целый день, обсуждая эту проблему. Протест, который зачитала фрау Лееверик, был написан Кином в полушутливой манере — дескать, можно рассматривать передачу «йогурта» как подсказку Карпову, где цвет продукта указывает, какой тактики ему придерживаться в партии. Был зачитан и ответ Батуринского. Полковник с удовольствием подхватил шутку и развил ее, но отвечать по существу был не намерен.
А. Рошаль: «Присутствующие на матче журналисты метко окрестили этот «протест» «бурей в стакане кефира» (ТАСС, «Советский спорт» и т. д.).
А. Карпов: «У меня даже нет слов, чтобы прокомментировать поднятую лагерем претендента «бурю в стакане кефира», как метко окрестил случившееся советский журналист в своем газетном сообщении» (из книги «В далеком Багио», Москва, 1981).
Окончательно прояснил проблему авторства В. Батуринский: «Этот «вопрос», названный... нашим пресс-атташе А. Рошалем «бурей в стакане кефира», на полном серьезе обсуждался жюри» («Страницы шахматной жизни»).
Так в чем же дело? Почему Карпов не берет напиток с собой? Оказывается, продукт может испортиться. Приготовив, его нужно сразу же подавать, иначе даже холодильник не поможет!.. Чем, вы думаете, закончилось обсуждение? «Жюри матча, естественно, развеселилось и отвергло глупый протест,— рассказывал позднее Карпов.— А вот у главного арбитра почему-то чувство юмора тогда отказало. Он заговорил о цвете напитка, хотя, повторяю, цвет — посветлее и потемнее — зависит только от пропорции жидкого продукта в стакане. Попросил меня судья, чтобы еда эта передавалась в одно и то же время — 19 часов 15 минут, примерная середина игры. Мне не хотелось спорить, и я согласился...»
Было интересно наблюдать, как «йогурт» носили под мышкой в течение двух часов, как затем передавали Карпову, как он пулей срывался с места и уничтожал продукт.
Не кажется ли вам все это странным, читатель? Мне — кажется. Я заметил, что после «йогурта» Карпов частенько начинал играть со скоростью пулемета! Нужна ли вам разгадка? Советские не доверяют никому на свете (вспомните хотя бы эпизод с креслом), но можно ли доверять им самим? Не мешало бы взять этот «йогурт» на химический анализ: хотя ФИДЕ не выразила своего отношения к допингу, весь мир осуждает его применение во время спортивных соревнований.
Эм. Штейн: «Подавляющее большинство журналистов, как советских, что понятно, так и западных, считало, что в «буре в стакане йогурта» виновен лишь претендент, что его молочные претензии не стоят выеденного яйца... Монреальское жульничество чемпиона мира и Олимпийских игр 1972 г. по современному пятиборью коммуниста Бориса Онищенко было, как по мановению волшебной палочки, забыто, несмотря на то, что телевизор запечатлел обман для зрителей многих стран. Да, да, Карпов не Онищенко, но шахматный король был под неустанной опекой КГБ, то бишь Батуринского и Ивонина, а уж те толк в спорте знают. Корчной конечно же помнил, как именно КГБ «делал» матчи советских хоккеистов с канадцами в Москве. Сначала ]- всесильные органы телефонными звонками старались вывести из себя заморских гостей. Не помогло! Три оперативные группы тогда успешно применили «воровской» вариант и похитили у канадцев их мясной запас, привезенный специально из Канады, что-то около полутора центнеров. И что вы думаете? Желудок-то и сломал боевой дух спортсменов из Страны кленового листа. Сотрудники Комитета госбезопасности за это мероприятие получили награды и... попали в книгу Джона Баррона «КГБ». Вот и верь в йогуртную честность советской делегации!» («Континент» № 21, 1979).
Третья партия оказалась более содержательной, чем две предыдущие. Карпов попал под опасную атаку. К сожалению, в решающий момент я не нашел сильнейшего продолжения, и он защитился.
В 4-й партии, играя черными, я без труда уравнял игру — снова ничья. Накануне этой партии д-р Эйве сообщил, что он уезжает, а посему назначает Кампоманеса ответственным представителем ФИДЕ на матче. Помилуйте, ведь человек, заинтересованный в финансовом успехе,— будь он даже ангелом! — не может оставаться нейтральным во всех вопросах, связанных с соревнованием. По-моему, это ясно как день.
Итак, на 4-й партии Эйве уже не было. И, по странному совпадению, в зале появился удивительный субъект! Он сидел в одном из первых рядов, пристально смотрел на меня, всячески стараясь привлечь мое внимание. Бесспорна была и его связь с Карповым. Вообще, он сидел все пять часов неподвижно, на одном месте — его усидчивости мог бы позавидовать робот! — но в моменты, когда очередь хода была за Карповым, он просто каменел. Можно было почувствовать колоссальную работу мысли в этом человеке!
Б. Црнчевич: «Виктор Львович предвидел, что Анатолий привезет с собой в Багио человека злой науки, парапсихолога, и поручил фрау Лееверик найти его. Она это и сделала. Она заметила доктора Владимира Зухаря, который, сидя в 4-м ряду, неестественно дрожал и изо всех сил таращил глаза то на Виктора, то на Анатолия. И Корчной оповестил свое войско, что колдун на месте» («Эмигрант и Игра»}.
Субъект мне не понравился. Я попросил фрау Лееверик обратить на него внимание и по возможности не оставлять в зале одного. Я попробовал поставить вопрос о Зухаре на жюри — выяснить его личность и отсадить от сцены подальше. Но эта первая попытка окончилась полной неудачей. На запрос фрау Лееверик Батуринский ответил с достоинством: «Придет время — мы вам скажем, кто он такой, а пока это турист!»
Спустя несколько дней мы подали протест: попросили жюри, чтобы советские представители сидели на местах, специально отведенных в амфитеатре для членов делегаций. Тут Батуринский заявил, что существуют официальные и неофициальные члены делегаций и что специальные места предназначены лишь для официальных членов! В правила ФИДЕ я бы внес это заявление как «поправку Батуринекого». С точки зрения юридической, это полный абсурд: если ни в правилах ФИДЕ, ни в письме чемпиона накануне матча не было деления помощников на «официальных» и «неофициальных» — значит, такого деления не существует. С точки зрения практической, это просто обман: тренеры и врачи, никак не влияющие на игру, сидят вдалеке, а психолог и вооруженные агенты КГБ — рядом со сценой!