Далее Батуринский доказывал, что Зухарь не нарушает никаких правил. Обыгрывая юмористические обороты письма Кина, он писал, что, если во время всех партий Зухарь ни разу не сходил в туалет, в этом тоже нет криминала.
«Г-н Кин в своем письме указывает, что самый факт присутствия Зухаря в зале и его взгляды, обращенные на сцену, нервируют г-на Корчного, и намекает на то, что доктор Зухарь обладает способностями гипнотического влияния. Эти обвинения являются абсолютно бездоказательными как с фактической, так и с научной стороны. Между прочим, уместно вспомнить, что аналогичные беспочвенные подозрения или обвинения г-н Корчной выдвигал и прежде, например, в матчах с М. Талем (1968 г.), А, Карповым (1974 г.) и Б. Спасским (1977/78 г.)».
Последняя фраза требует комментария. Батуринский неплохо осведомлен — лучше, чем я! Он включил в список матч с Карповым 1974 года, насчет которого я не имел не то что «беспочвенных», но и вообще никаких подозрений! Становится ясно, что уже тогда предпринимались попытки оказать на меня психологическое воздействие! Как говорится, на воре шапка горит...
Что касается матча с Талем, то и тут полковник в поисках компромата вспомнил не то, что надо. Да, я ощутил гипнотическую связь между Талем и его врачом, и по моей просьбе врача пересадили. Но на этом весь «инцидент» и был исчерпан.
Вспоминает главный судья того матча Герман Фридштейн:
«Я хорошо знал случай, когда вмешательство человека, обладающего определенным гипнотическим даром, повлияло на исход партии. Что бы там ни было, проигнорировать замечание Корчного я не имел права... Поговорил с упомянутым врачом— попросил его не садиться ближе 10-го ряда, мотивируя это примерно следующим образом: «Не знаю, оказываете ли вы какое-либо влияние на партнеров, но если ваше присутствие рядом со сценой нервирует одного из играющих, то я, как главный арбитр, и вы, как врач, должны быть заинтересованы в том, чтобы этого не было».
Врач был человеком порядочным, понял меня с полуслова и выполнил просьбу. Таль против такого решения не возражал, и больше мы к этому не возвращались...
В отличие от рижского врача-психолога, не забывшего клятву Гиппократа, профессор Зухарь стал марионеткой в руках нашего руководства... Ныне, когда на всю страну проводятся сеансы Кашпировского и Чумака, совершенно ясно, кто был прав в том споре. Не оставляет сомнений и цель, с которой все это было затеяно» («Шахматы в СССР» № 1, 1991).
Таким образом, в матче с Талем возник прецедент, что при отсутствии законов юристы особенно ценят! Но, видимо, не во всех странах.
Посмотрим, однако, чем бывалый юрист еще удивит шахматный мир:
«Такие жалобы на влияние сверхъестественных факторов на ход шахматной борьбы можно объяснить либо болезненной мнительностью г-на Корчного, либо желанием намеренно осложнить и обострить атмосферу вокруг ответственных спортивных соревнований. В связи с этим мы вынуждены напомнить... что многие матчи с участием Корчного сопровождались скандалами. Например, с Решевским, 1968 г. (ложь! — В. К.), Талем, 1968 г. (ложь! — В. К.), Мекингом, 1974 г. (ложь!— В. К.), Петросяном, 1974 г. (см. «Записки злодея», стр. 42.— В. К.), Карповым, 1974 г. ('грубая ложь, только попробовал бы я! — В. К.), Спасским, 1977/78 г. (шахматный мир не одобрил странного поведения Спасского — кроме Советской федерации, его не поддержал никто! — В. К.)».
В приличном обществе лжецу и клеветнику указали бы на дверь, а в жюри он оказался глашатаем истины. Итак:
«На основании изложенного (В. К.), мы считаем необоснованными и недостойными обвинения или подозрения, выдвигаемые против профессора В. Зухаря, так же как и требования определить дистанцию, на которой он, в отличие от других зрителей, должен находиться от участников, и тем более об удалении его из «Конвеншн-центра».
Типичный образчик советского юридического стиля! Вместо ответа по существу Батуринский выливает ушат грязи на оппонента, стараясь перевалить на него всю вину за свои нарушения!
Кто он, Зухарь? Если официальное лицо, пусть сидит вместе с официальными лицами в амфитеатре! Если неофициальное — почему его защищает именно Батуринский, он же не советский посол на Филиппинах?! И вообще, почему Зухарь должен сидеть у сцены? Если он мне мешает, его нужно удалить из пределов моей видимости — это все, что я прошу. Если он во время игры поддерживает зрительную связь с Карповым (а связь игрока с залом по правилам ФИДЕ запрещена), то его надо попросту отсадить!
Оставим ненадолго эту проблему. Советская команда — большая, и трюков в ее распоряжении — не счесть.
«ПРОТЯНУТУЮ РУКУ НАДО ПОЖАТЬ!»
Восьмая партия. Я пришел на игру — Карпов не поднялся. Я сел, протянул руку. Карпов ответил, что с этого момента не будет обмениваться со мной рукопожатием. Я обратился к главному судье: «Вы понимаете, что происходит?» (по достигнутому перед матчем соглашению Карпов обязан был предупредить о своем решении судью заранее, чтобы тот успел предупредить меня). Шмид ничего не понял, похоже, он был не в курсе дела. «Да, я ожидал, что это когда-нибудь случится»,— растерянно пробормотал он и посмотрел на часы, не опоздал ли я. Нет, все было в порядке!
Игра началась, но я был вне себя: какое очевидное, вероломное нарушение договора! Впоследствии Лотар Шмид сказал, что, если бы я потребовал отложить партию, он не стал бы возражать. Но это мне в голову не пришло — я робею перед хамством. Признаться, перед матчем я готовился к чему-то подобному — моменту возможного вероломства Карпова. Но разве можно было предвидеть столь наглую форму его отказа от рукопожатия?! Вот уж действительно, для большевиков законы не писаны!
Заряд попал в цель; я играл, как ребенок. Карпов неплохо провел атаку. В турнире шахматистов 1-го разряда такая партия была бы оценена довольно высоко...
По ходу партии Рошаль зачитал журналистам заявление «от имени Карпова»:
«В течение ряда лет Корчной допускал оскорбительные высказывания в адрес Карпова, других гроссмейстеров и известных шахматных деятелей (Батуринский! Страшно подумать, что случилось бы с мировыми шахматами без таких деятелей! — В. К.). Тем не менее, руководствуясь принципами спортивного джентльменства и идя навстречу любезным организаторам столь значительного соревнования, каким является матч за мировое первенство, чемпион мира готов был обмениваться со своим противником рукопожатием перед началом каждой очередной партии матча. И делал это даже после того, как Корчной на пред матчевой пресс-конференции в Маниле вновь позволил себе оскорбления чемпиона мира и ряда членов его делегации.
Последние события показали, что претендент не отказывается от своей линии нагнетания напряженности обстановки. В таких условиях Карпов не желает подавать руку Корчному».
Что еще за «последние события»?! Пат или попытка пересадить Зухаря? Напомню: моя пресс-конференция была 4 июля, письмо Батуринского — Карпова с согласием на рукопожатие — 12 июля, заявление Рошаля — Карпова — 3 августа. Не нужно быть тонким психологом, чтобы понять: принятие моего предложения было только маневром, чтобы затем с выгодой использовать отказ от него.
Эм. Штейн: «Перед восьмым поединком представитель ТАСС Александр Рошаль оповестил журналистов, что он проведет короткую пресс-конференцию, которая, однако, начнется через полчаса после начала тура. А на сцене тем временем была продемонстрирована вторая «заготовка» Карпова: он отказался от традиционного рукопожатия, тем самым нарушив элементарные нормы этики и показав, что ему незнакомо чеховское «протянутую руку надо пожать». Поведение Карпова Рошаль мотивировал тем, что в своих предматчевых интервью Корчной оскорбил не только чемпиона мира, но и его друзей, Батуринского и Таля. Вопрос журналистов о том, почему реакция Карпова так запоздала, коль скоро высказывания претендента были известны уже давно,— оказался для Рошаля нокаутирующим, ему нечего было сказать...» («Континент» № 21, 1979).