Прошло несколько дней, прежде чем мне удалось публично ответить на выходку Карпова и заявление Рошаля. В моей группе, к сожалению, не было лишних людей, специалистов по всякого рода склокам и заявлениям. Понятно, я не в силах был перекрыть поток лжи, распространяемой советским аппаратом, но молчание означало бы признание вины. Мне приходилось во всем принимать участие самому, но я занимался этим с охотой.
Очередное заявление для прессы было написано одним из наших друзей. Я перевел его на русский, фрау Лееверик — с русского на немецкий. Затем оно было переведено с немецкого на английский. Так, по-английски, оно и было зачитано фрау Лееверик. Как видим, наше выступление было плодом коллективного труда людей многих стран — неплохой пример для политических деятелей всего мира. Вот главные пункты этого заявления от 8 августа:
«Корчной выражает сожаление, что перед началом матча сам предложил пункт о рукопожатии. Сделал он это из уважения к филиппинской публике — чтобы хоть на сцене соблюсти приличия в этом странном матче...
Многочисленная, тщательно подобранная свита Карпова пытается убедить мир, что Карпов играет в «чистые шахматы», в то время как Корчной, грубо говоря, играет в политику.
Считает ли Карпов попытки Корчного вызволить свою семью из заточения в Советском Союзе неестественными? Считает ли Карпов, что Корчной, отказавшись от советского флага, потерял право на все остальные флаги? Разумеется, Карпова учили в школе, что его страна самая большая в мире. Корчной надеется все же, что интеллектуальный уровень Карпова позволяет ему разглядеть и некоторые другие страны.
Считает ли Карпов этичной свою попытку, используя услуги таинственного Зухаря, снова без борьбы стать чемпионом этакого советского мира в шахматах?
Что касается рукопожатия, Корчной заявляет, что покинул СССР, в частности, и ради того, чтобы быть свободным от отвратительной необходимости здороваться с такими людьми, как Карпов и его шайка. Корчной принял решение начиная с 9-й партии прекратить все отношения с Карповым. Ничья должна предлагаться только через главного судью.
Отныне Корчной будет играть с особым чувством — слыша, как в карманах противника звенят ключи от темницы его семьи; впрочем, как и в карманах невинного и честного ученого Зухаря или Батуринского, который был и, без сомнения, остался профессиональным тюремщиком.
Корчной хотел бы, чтобы журналисты — представители стран, где существует свобода слова, известили читателей о его решении».
А. Рошаль: «Заявление, пестрящее злобными антисоветскими инсинуациями» (ТАСС, «Советский спорт» и т. д.).
ПСИХОЛОГ ИЛИ ПАРАПСИХОЛОГ?
Девятая партия. В спокойной позиции я постепенно переигрываю Карпова, и в миттельшпиле он уже испытывает серьезные трудности. По ходу партии в зале развертываются интересные события. Надо сказать, что после 7-й партии, во время которой я скрывался от Зухаря в комнате отдыха, я нещадно отругал секундантов и фрау Лееверик за то, что они не поддержали меня и не потребовали удалить психолога из зала. И вот во время 9-й партии фрау Лееверик, не предупредив меня, обратилась к главному судье с просьбой удалить психолога или перенести игру в закрытое помещение. Разговоров на тему Зухаря было уже предостаточно, но Шмид захотел еще раз убедиться в необходимости принятия мер. Он зашел ко мне в комнату отдыха и спросил, не мешает ли мне что-нибудь. Будучи в тот момент далек от реальности и не подозревая о цели вопроса, я ответил: «Нет-нет, ничего». Вследствие этого радикально решить вопрос не удалось. И все же главный судья решил отсадить Зухаря подальше от сцены... Борьба с «маститым ученым» продолжалась в течение всего матча. Его отсаживали, он возвращался обратно, его пересаживали снова — не так-то просто применить крутые меры к хулигану, который гримируется под ученого.
Что касается партии, то без поддержки своего психолога Карпов играл бледно — в сравнительно простом положении я полностью переиграл его. В преддверии моего цейтнота Карпов предпринял отчаянную попытку жертвой пешки активизировать свои фигуры. Не имея времени разобраться в осложнениях, я прошел мимо форсированного выигрыша, и партия закончилась вничью.
На следующий день Карпов лично подлил масла в огонь. До тех пор он заявлений не писал — все делал его штаб «по поручению чемпиона». А здесь он не выдержал! Затронуто было его самое уязвимое место! Он выступил против нападок на Зухаря, обвинив главного судью в необъективности. Вопрос обсуждался на жюри. На заседании после 7-й партии жюри предоставило судьям право решать вопросы о порядке в зале и целесообразности пересаживать тех или иных зрителей. На этот же раз жюри признало действия Шмида во время 9-й партии неправомерными и, наплевав на свое собственное решение, запретило главному чзудье впредь заниматься этим вопросом.
Эм.Штейн: «Бедный Лотар Шмид! Запамятовал он, что и над попом есть поп: апелляционное жюри матча, собранное по инициативе советской стороны, тремя голосами против двух аннулировало решение главного судьи, и Зухарь опять начал свободно дефилировать по залу» («Континент» № 21, 1979).
Моя борьба с советским психологом была с живейшим интересом воспринята в десятках стран. Я получил массу писем с изложением научной точки зрения на парапсихологию, с предложениями помочь. Два письма видных ученых-психологов были зачитаны на жюри в качестве мнения специалистов о деятельности Зухаря. Но единственное, чего удалось добиться, что он добровольно, по-джентльменски, обещал сидеть в 7-м ряду...
Десятая партия. Наряду с новыми видами психологического оружия советские вводят в бой и новинки на шахматной доске. Видимо, по заранее разработанному плану это должно идти бок о бок... Партия сложилась нелегко. Карпов поймал меня на заготовленный дома вариант. Надо отдать должное его помощникам: они приготовили красивую штуку — новое слово в теории испанской партии! Из его большой тренерской группы только скромный, трудолюбивый интеллигент, честный фантазер Игорь Зайцев мог найти такое!
Пришлось решать за доской труднейшие проблемы, но все же, не без активной помощи Карпова, мне удалось выравнять шансы. Ничья на 41-м ходу.
Одиннадцатая партия. Зухарь — ни дать ни взять джентльмен! — сидит смирно в 7-м ряду, а впереди него тут и там зрители. Ну никаких привилегий выдающемуся ученому!
Я разыграл дебют необычно. В незнакомой для себя ситуации Карпов начал плавать, допустил несколько неточностей, и я получил явный перевес. В позиции закрытого типа Карпов мог, казалось, защищаться долго и упорно, но он вскоре допустил грубый зевок, и борьба была окончена... Да, соперник играл слабо, настоящей партии не получилось.
Позднее в советской печати Карпов высказался об этой партии странно: «Имел неплохую позицию, но потом — что-то необъяснимое... Вдруг наступает провал. Пропускаю удар, еще удар, позиция становится тяжелой. Проигрываю. Да, бывают дни, когда наступает апатия, и тогда все валится из рук». Может быть, Карпов намекал на то, что его бедняга-психолог сидел в 7-м ряду и не в силах был помочь чемпиону? Или на кое-что еще из той же области?
Дело в том, что к 11-й партии на матч прибыл мой психолог, В. Бергинер из Израиля, и никем не узнанный спокойно занял место в 5-м ряду.
Позвольте теперь мне изложить свои взгляды на психологию и парапсихологию, взгляды любителя и в некотором роде объекта. Никто не сомневается: гипноз существует и представляет собой огромную силу. В середине 70-х годов в печати появились сообщения о сенсационных опытах в Советском Союзе: людям внушали, что они — знаменитые художники, и они, никогда не бравшиеся за кисть, рисовали неплохие картины!