17 октября 1978 года Анатолий Карпов выиграл 32-ю, последнюю партию и с нею, со счетом 6:5, и весь матч. За *одом этого важнейшего поединка из четвертого ряда наблюдал В. Зухарь. Чемпионские лавры остались в Советском Со-*°3е> а грудь гроссмейстера украсил орден Трудового Красного
Знамени. Чествование национального героя превзошло все ожидания; однако, думается мне, знает Карпов — сегодня он полубог, а завтра жертва, которую не спасет даже умение вести нешахматную борьбу за «выживание». Расставим знаки препинания: при счете в матче 5:5 гроссмейстер Суэтин по поручению высших инстанций вел подготовку общественного мнения, что Карпов — это разухабистый мальчишка и крайне опрометчиво подошел к вопросу формирования своего тренерского состава, не хватает ему выдержки и вообще под-учиться не мешает. Победная партия Карпова автоматически свернула эту акцию.
В. Батуринский: «Спустя десять лет М. Таль, выступая в Останкинской телевизионной студии и вспоминая накал страстей тех дней, между прочим сказал:
— Мы не могли себе представить последствия, если чемпионом станет не советский, а антисоветский шахматист. Не исключено было, что в этом случае шахматы будут объявлены лженаукой» («Страницы шахматной жизни», 2-е изд., 1990).
Филиппинский матч заметно обогатил теорию шахматной игры, однако он превзошел все известные рекорды по количеству ляпсусов, психологической фантасмагории. Бесспорно одно: поединок в Багио придал блеск российской словесности, пополнив ее эпистолярные сокровища. За две тысячи лет истории прекраснейшей из игр не было ни одной книги, которая начиналась бы телеграммой и краткой эпистолой бы заканчивалась. Книга «Девятая вертикаль», в которой вместо фамилий авторов? автора? стоит: «Ленинскому комсомолу — в год его 60-летия», на своей первой же странице знакомит читателя с обращением Л, Брежнева к А. Карпову. Венчает издание ответ чемпиона, из которого мы узнаём, что «матч на звание чемпиона мира по шахматам закончился нашей (курсив мой.— Э. Ш.) победой». Возможно, что «наша» и означает — не миновать Леониду Ильичу гроссмейстерских регалий...
Благодаря матчу самый что ни на есть рядовой советский читатель получил возможность ознакомиться с... «Новым русским словом», газетой, вот уже 69 лет издающейся в Нью-Иорке. Главный специалист по эмигрантским делам Л. Колосов (сотрудник первого Главного управления КГБ, ныне подполковник.— Ред.) опубликовал в московской «Неделе» статью «За кулисами Багио». Хоть и с ужасными передержками, он все же вмонтировал в свой опус 23 строчки из интервью Корчного в «Новом русском слове». Такого ценного пропагандиста, как Л. Колосов, зарубежная русская журналистика еще не имела...
Сразу после финала в Багио соперники перелетели в Буэнос-Айрес, где в то время стартовала Всемирная шахматная Олимпиада. Советская команда крайне нуждалась в помощи своего лидера и его тренера, экс-чемпиона мира Михаила Таля. Бои на Филиппинах их настолько измотали, что вновь сесть за доску было выше их сил. Корчной же возглавил швейцарцев и не только принес своей команде 9 очков из 11 возможных, но и стал победителем на первой доске. Успех эТОт автоматически сделал его героем Олимпиады. Второй щахматист мира так объяснил свое аргентинское достижение: «Матч с Карповым — это были не шахматы, а черт знает что! Я истосковался по нормальной игре — без Зухаря и агентов КГБ, держащих палец на курке, пока ты думаешь над ходом. ц потому через 12 дней после матча я приступил к шахматной игре и убедил мир и убедился сам, что играю неплохо!»
Убедил мир Корчной и в беззаветной преданности своему искусству. Сборная СССР впервые проиграла Всемирную олимпиаду, пропустив вперед напористых венгров. Но если бы не гроссмейстер-невозвращенец, быть бы советским спортсменам на третьем месте. В последнем туре Америка сыграла со Швейцарией вничью — 2:2, на первой доске Корчной победил Кавалека. Проиграй претендент эту партию (как минимум, дележ первого места на доске лидеров ему в это время был обеспечен), команда СССР, при равенстве очков с американцами, откатывалась бы назад. Спортивная честность Корчного оказалась превыше всего, и советские шахматисты избежали худшего...
За Багио, Буэнос-Айресом наступает Барселона. Двенадцать лет тому назад шахматы сроднились с кино, два вида искусства стали своеобразными побратимами. С 1967 года игра тысячелетий получила равные права с экраном — своего «Оскара». Пять последних лет серебряная статуэтка девушки, символизирующая столицу Каталонии, находилась в руках победителя, чемпиона мира. 6 февраля 1979 года 64 журналиста из 22 стран мира, входящих в Международную ассоциацию журналистов, пишущих на шахматные темы, присудили пальму первенства Виктору Корчному. Анатолий Карпов занял следующую ступеньку почета.
Разъяренный такими «вольностями дворянства», шахматный кентавр ринулся в бой. Его действия отличали целеустремленность и настойчивость. Кого нужно, Советская шахматная федерация купила, кого можно было запутать — запугала, и Корчной оказался почти в полной изоляции, его не пригласили на крупнейшие турниры наших дней — в Вейк-ан-Зее, Мюнxне, Монреале. От таких «шахов»-ударов спастись крайне трудно, хотя их значительно легче перенести, чем те преследования и унижения, которым подвергаются в Ленинграде заложники — Белла Корчная и ее сын Игорь.
На шахматном небосводе заблистала новая яркая звезда:
15-летний бакинский школьник Гарик. Советский истеблишмент сразу же завладел им, предложив мальчику Вайнштейну более благозвучное имя — Каспаров. Первая сдача еще не окрепшего художника состоялась. Гениальный Борис Спасский куплен и раздавлен ежемесячными советскими подачками. Кто следующая жертва? Неужели Корчному воевать в одиночку? Неужели кентавр всесилен?
Из журнала «Континент» (Париж) № 21, 1979
Анатолий КАРПОВ ЗАЧЕМ НУЖЕН ПСИХОЛОГ
...Серьезная наука отвергает — а лженаука, как обычно, ограничивается туманными полунамеками — возможность гипнотизирования человека на расстоянии без применения словесного внушения и жестикуляции. Да если бы возможность подобного воздействия существовала, то давно вратарей, словно кроликов, гипнотизировали бы, заставляя в спортивных играх пропускать голы. Да что вратарей — политических деятелей тогда бы уговаривали взглядами на дипломатических переговорах принимать невыгодные решения.
Так зачем все-таки был мне нужен — а он мне действительно был нужен — доктор Зухарь?
Вернемся на несколько лет назад (в 1974 год.— Ред.)... Только начался финальный матч претендентов на мировое шахматное первенство. Всякий раз, когда я оказываюсь лицом к ближайшей — совсем рядом — ложе, невольно замечаю среди тренеров Корчного человека, который старается поймать мой взгляд. Интересуюсь, что за человек, и выясняю, что работает он с Корчным. Никакой мысли относительно применения против меня гипнотического воздействия не возникло, я не потребовал удалить этого человека, но решил заиметь своего психолога. Так я и познакомился с Владимиром Петровичем Зухарем...
Так почему же в Багио доктору Зухарю надо было сидеть в зале и внимательнейшим образом смотреть на сцену? А смотрел он, кстати, не только на моего соперника, но в не меньшей степени и на меня. Отлично изучив меня, он мог теперь уловить малейшие нюансы в изменении поведения за игрой, что говорило бы об усталости, нервозности, расхоложенности... Это важно было, чтобы дать потом свои рекомендаций, как сидеть, ходить, думать, наконец... Мы работали и дома. Он наблюдал за нашим анализом сыгранных партий и видел, в какие моменты игра моя была сильнее, а в какие — слабее.