Лично Джугашвили познакомился с Владимиром Ильичем в 1905 г. на Таммерфорской конференции и был в восторге от него. А на V съезде партии в Лондоне впервые увидел Троцкого. И оба друг друга не оценили. Иосиф Виссарионович назвал будущего врага всего лишь “красивой ненужностью”, а Лев Давидович на него вообще не обратил внимания. Коба-Джугашвили был одним из руководителей революционных акций в Закавказье. Но нашумевшая в “разоблачительных” кампаниях история о том, что он организовывал ограбление Тифлисского казначейства, остается недоказанной. Это обвинение прозвучало из уст Мартова в пылу ругани с большевиками, и даже такой убежденный антисталинист как Д. Волкогонов признает, что оно ни в то время, ни позже ничем не подтверждалось [34].
Невольно обращает на себя внимание и первая женитьба Джугашвили. Потому что все революционеры были атеистами (или, по крайней мере, представляли себя таковыми). К религиозным обрядам прибегали вынужденно, когда это требовалось с формальной точки зрения. В том числе для регистрации браков, которые по законам Российской империи были только церковными. Ленин в Шушенском венчался с Крупской. Троцкий в тюрьме заключил брак по иудейскому обряду с Александрой Соколовской. Однако реального значения таким “формальностям” не придавалось. Тот же Троцкий, совершая побег из ссылки, бросил Соколовскую с детьми с Сибири, а в Париже сошелся с Натальей Седовой, не расторгая прошлого брака и не оформляя нового. Ленин предпочитал Крупской Инессу Арманд, и Надежду Константиновну это не смущало, так и жили втроем “дружной семьей”. А Свердлов вопросами брака вообще не задавался, сходился и расходился с подчиненными девицами-подпольщицами, пока не нашел себе удобную постоянную подругу Новгородцеву.
Иосиф Джугашвили, в отличие от них, сочетался тайным браком. Его и Екатерину Сваенидзе тайно обвенчал товарищ по духовной семинарии Христофор Тхинволели [34]. Для обычного среди революционеров сожительства этого не требовалось. И для юридических формальностей тоже, с точки зрения закона подобное венчание было недействительным. Но ведь зачем-то потребовалось Иосифу именно венчаться! Хотя брак, от которого родился сын Яков, оказался недолгим, Екатерина вскоре умерла от тифа. И ребенок воспитывался у родственников. А у Джугашвили продолжалась типичная жизнь революционера. Аресты, ссылки, побеги.
И в эмиграцию он, в противовес многим товарищам по партии, не стремился, оставался на родине. Побывал за рубежом лишь дважды на партийных съездах и в 1912 г. посетил Ленина в Кракове. Тут он впервые зарекомендовал себя как специалист по национальному вопросу. Современные исследователи нередко причисляют Ленина к русофобам, подкрепляя это подборками из его цитат. Но Вдалимир Ильич таковым не был, хотя не был и русофилом (что тоже порой подтверждают — подборками других его цитат). Нет, он вполне в духе марксизма верил, что нации должны со временем отмереть, и “пролетарии всех стран” сольются в некую новую общность. Поэтому национальный вопрос имел для него чисто практическое значение (отсюда и диаметральный разброс цитат). Когда было выгодно, Ленин союзничал с националистами. А в 1912 г. он как раз боролся с Бундом, требовавшим для себя “культурно-национальную автономию” внутри партии и в будущей России.
Тут-то и пригодились ему взгляды Джугашвили. Он по заданию Ленина пишет статью “Марксизм и национальный вопрос”, где разнес оппонентов в пух и прах. Вообще опровергал существование еврейской нации, поскольку, мол, она не имеет собственной территории, живет в разных странах и разговаривает на разных языках. И Владимиру Ильичу такой “погром” очень понравился, это было вполне по-ленински, неважно какими аргументами, но всыпать противникам, чтоб мало не показалось. Владимир Ильич лично проталкивает статью в журнал “Просвещение”, несмотря на противодействие части редакции, и сообщает Каменеву: “Вопрос боевой, и мы не сдадим ни на йоту принципиальной позиции против бундовской сволочи”. И именно эта статья впервые была подписана новым псевдонимом — Сталин…
После визита за границу Иосиф Виссарионович был направлен в Петроград курировать издание “Правды”. Но по наводке провокатора Малиновского его почти сразу арестовали, он попал в очередную ссылку, в Туруханский край. Как хронического беглеца, его определили за полярный круг, в дальнее село Курейка. Здесь же с ним очутился другой член ЦК и хронический беглец, Яков Свердлов. Но не ужились. Сталин почему-то сторонился товарища по партии, чувствовал к нему то ли отвращение, то ли некое отторжение. Правда, вместе пробыли недолго. Свердлов симулировал болезнь, в его защиту подняла шум “общественность”, и его перевели в более цивилизованные места, в большое село Монастырское, где он попытался организовать кооператив по скупке у населения пушнины — чтобы перепродавать а Америку [117]. За Сталина ходатаев не нашлось, и по здоровью он не “косил”. Провел три года в Курейке. Близко сошелся с местными жителями. Охотился, ловил рыбу для пропитания.