В системе смерти, раскинувшей сети по всей стране, получали преимущества садисты, маньяки, извращенцы. Они выдвигались своими “талантами”, получали полную власть над людьми и возможность предаваться самым чудовищным фантазиям и наклонностям. И опять, конечноже, совсем не случайно среди палачей обнаруживаются последователи темных магических учений. И практиковались вещи, очень уж смахивающие на сатанинские ритуалы. Так, ставленник Свердлова оккультист Бокий, по свидетельству чекиста Агабекова, ввел в обиход палачей обычай пить человеческую кровь [2]. Этот обряд получил довольно широкое распространение, он был зафиксирован в Туркестане, Москве, Харькове [15, 105].
Священников часто убивали с особой жестокостью, придумывали для них самые изощренные способы расправы. Зарывали заживо, сжигали, сажали на кол. Многократно отмечены случаи, когда православным приговоренным выжигали или вырезали кресты на груди, на лбу. Известны и случаи распятия людей. Исследователи-современники сообщали, что типичные ритуальные убийства осуществляли “знаменитые” в те годы палачи Роза Шварц, “товарищ Вера”, Дора Любарская, Кедров, Ревекка Майзель и др. [58].
А к концу 1919 г. сама процедура казней была унифицирована, по всей стране утвердился единобразный ритуал умерщвления. Приговоренных разбивали на партии, раздевали донага и убивали выстрелами в затылок. Для этого оборудовались специальные помещения с пулеулавливателями, электрическим освещением, канавками и проточной водой для смыва крови. Обреченных независимо от пола и возраста — мужчин, женщин, подростков, стариков, заводили в “предбанник”, приказывая снимать все до нитки, отсчитывали по несколько человек, запуская в расстрельное помещение. И дежурная смена палачей делала свое дело. А следом уже шли другие вереницы голых людей, и их кровь лилась на “алтарь революции”. Уничтожали одну партию, приводили новую. “Работа” шла непрерывно, каждую ночь — или несколько ночей в неделю, и функционировали настоящие конвейеры смерти.
Террор провозглашался “вынужденной” мерой самозащиты республики, однако такая мотивировка не выдерживает ни малейшей критики. Потому что по мере побед Красной армии истребление людей не только не сокращалось, а набирало все большие обороты. Шли зачистки в каждом “освобожденном” городе, каждой “освобожденной” области. Жуткую “славу” стяжали “чрезвычайки” Архангельска, Киева, Одессы, Омска, Ростова, Екатеринодара. И все это затмили зверства в Крыму. Причем эти зверства тоже напоминали некую чудовищную языческую гекатомбу.
На полуострове скопились сотни тысяч беженцев, оседавших в течение всей гражданской войны, отступивших с Украины и Юга России с белыми частями. Казалось бы, если они эвакуируются за границу, для советской власти хлопот меньше. Путь едут куда хотят. Нет, была развернута мощная пропагандистская кампания, чтобы люди остались. Под руководством заместителя Троцкого Склянского составлялись и распространялись воззвания с ложными обещаниями амнистии. И многие солдаты, офицеры, гражданские беженцы верили, решались не уезжать на чужбину. Выходит, организаторы бойни заранее старались, чтобы в их распоряжении осталось побольше жертв…
Командующий Южным фронтом М.В. Фрунзе был сторонником реальной амнистии, как раз такими методами, сочетанием военных побед и милости, он сумел завершить гражданскую войну на Урале, в Средней Азии. Но его после взятия Крыма отозвали, и вся власть на полуострове была отдана “особой тройке” в составе Белы Куна, Розалии Залкинд (Землячки) и Михельсона. От ЦК курировал акцию Ю.Л. Пятаков (Киевский). Еще один человек “любопытной” судьбы. До Мировой войны совсем еще молоденький сын инженера, тусовался то с анархистами, то с социал-демократами, один раз арестовали, из ссылки бежал. А потом его вдруг женит на себе пожилая еврейка и увозит в Швейцарию. С кем уж он там общался, кроме Ленина, остается за кадром. Но после революции его назначают комиссаром Госбанка. То есть, он уже имел допуск к “святая святых”, к финансовым потокам. Примыкал к группировке Бухарина, позже перешел к троцкистам…