Спустя четверть часа в двери двухэтажного домика пожилой свахи влетела вернувшаяся дочь, сжимающая в руках баул с вещами. Ворвалась вихрем и тут же выбежала обратно с воплем:
— Маме плохо! Помогите!!!
Крик девушки поняли лучше, чем лай собаки, и вскоре находящуюся в бессознательном состоянии женщину осмотрел врач. Укоризненно поцокал языком и сказал:
— Состояние тяжёлое, боюсь, что поправить ничего уже нельзя.
Набившиеся в комнату соседи заахали, на глаза Ани навернулись слёзы и в неё тут же полетели обвинения:
— Сама мать до смерти довела, а теперь слёзы льёт! Поздно одумалась, Аннет, езжай обратно к своему покровителю!
Искры народного негодования загасил врач, сурово постановивший:
— Больной нужен покой! Всем немедленно покинуть помещение, остаться только родственникам!
— Иные родственники похуже врагов, — забормотали соседки, но приказу врача подчинились.
Усталый врач закрыл свой чемоданчик, велел Ане смотреть за состоянием матери, дать ей выпить микстуры, когда та придёт в себя, и кормить только легкой жидкой пищей, пока он утром не явится на повторный осмотр.
— Если ночью начнёт буйствовать — дайте сонного зелья, больной нужен крепкий сон. Однако обнадёживать не хочу: готовьтесь к худшему, девушка, — напоследок сказал врач, и Аня осталась одна в незнакомом доме с незнакомой умирающей женщиной.
…
Она обошла весь домик. На первом этаже размещались тесный холл-прихожая, из которого широкий коридор вёл в комнату, предназначенную для приёма клиентов свахи. Эта комната была в доме самой большой и хорошо обставленной. Самым ярким акцентом в ней был большой стол с деревянной полированной столешницей и чугунными коваными ножками, уставленный свежими цветами, вазочками с конфетами и аккуратными стопочками бумаг. На полках за столом красовались портреты счастливых пар в рамочках и рукописные благодарности свахе Нарзис за «счастье воссоединения». Свадебный антураж выглядывал из каждого уголка и даже занавески на окне походили на пышную фату невесты.
Малозаметный, замаскированный занавесью боковой проход уводил из широкого коридора в кухню. Печь, как и ожидалось, была дровяной, и служила не только делу приготовления пищи, но и отопления дома: круглый стояк шёл от печи вверх, обогревая оба этажа домика. К кухне примыкал холодный чулан, игравший роль холодильника. Аня не сразу сообразила, каким образом охлаждается воздух в чулане, но потом вспомнила, что в этом мире используют законы магии, а не физики, и нашла закреплённый вверху на стене магический амулет, источавший холод.
На втором этаже нашёлся ещё один чулан — для хранения одежды, и две спальни, в одной из которых лежала сваха Нарзис, а вторая явно принадлежала Аннет: в ней царил страшный кавардак, ящики всех шкафов были выдвинуты, горы брошенной одежды валялись на кровати и полу. Аня взялась наводить порядок, и к началу сумерек домик сиял чистотой, а на кухонном столе остывал куриный бульон с лапшой для больной. Отложив в узелок два платья, туфли и нижнее бельё с чулками, Аня припрятала его в прихожей, чтобы захватить с собой в случае экстренного вынужденного бегства. Например, при появлении настоящей молодой хозяйки дома. Остальные вещи из украденного днём баула она вернула в шкафы в комнате Аннет: платья были отличного качества, и пожилая женщина могла бы продать их за неплохие деньги.
— Аннет, Аннет! — донёсся до Ани стон из соседней комнаты.
Замерев у зеркала, Аня критически осмотрела себя. Повезло, что она ткнулась собачьей мордой в руку девицы и смогла скопировать её облик: от её актёрского мастерства сейчас может зависеть жизнь человека! Надо поговорить с бедной женщиной: если та поверит, что дочь образумилась, вернулась, любит её, то выздоровление будет более вероятным, чем в случае сообщения, что дочь ушла безвозвратно.
— По крайней мере, несчастная умрёт со спокойной душой, что дочь не держит на неё зла и перестала винить её в собственных ошибках, — сказала Аня своему отражению в зеркале, демонстрирующему облик беглой девицы. — Я извинюсь перед матерью за дочь, раз уж та не удосужилась сделать это: слишком жестоко оставлять человека умирать с мыслью, что он испортил жизнь единственному ребёнку и заслужил его вечную ненависть.
Она вошла в комнату больной с робкой улыбкой и словами:
— Мама, тебе нельзя вставать и надо выпить микстуру, оставленную доктором.
Женщина потрясённо уставилась на неё, не в силах поверить собственным глазам. Покорно проглотила лекарство, налитое Аней в ложку, не сводя с неё пристального взгляда.