Выбрать главу

Андрей Вадимович Имранов

Антитезис

И если вы меня спросите: «Где здесь мораль?»

Я направлю свой взгляд в туманную даль,

Я скажу вам: «Как мне ни жаль,

Но, ей-Богу, я не знаю, где здесь мораль».

Марк Науменко. Песня простого человека.

Все герои романа являются вымышленными, любое совпадение фамилий и имён с реально существующими людьми является случайностью. Правда-правда.

Пролог

Каждый москвич (и даже гость столицы), волею судеб оказавшийся возле строения 7А на Втором Покровском переулке в два часа пополудни 18 сентября прошлого года, мог наблюдать занятное представление. Вот только место было довольно безлюдным, время — рабочим, поэтому зрителей у этого представления практически не было.

Еще лет десять назад на этом можно было бы поставить точку; и, кроме короткой записи в милицейской сводке, никаких документальных подтверждений произошедшего История бы не получила. Но времена меняются, и ролик с непритязательным названием «свихнувшегося менеджера выкидывают из офиса» несколько недель держался в топах Рунета. Ролик, снятый через окно на камеру мобильного телефона, начинался с того, что показывал узенькую улицу, открытую дверь здания со стоящим в ней полным мужчиной, и — еще одного человека, сидящего перед дверью прямо на асфальте. Картинка, как и положено для камеры сотового, была отвратительной, но звук — на удивление неплохим. Поэтому вся гамма красок диалога между героями видеозарисовки дошла до сетевой общественности в полном объеме. Общественность богатство речи героев (особенно — сидящего на земле) оценила и даже обогатила свой сленг парой-тройкой цветистых оборотов.

Далее в ролике дверь закрывалась, а сидящий на земле мужчина поднимался и отряхивался. «Все, кажись», — разочарованно произносил чей-то голос за кадром, картинка дергалась и уходила в сторону, на секунду демонстрируя интерьер типичного офиса. Потом, рывком на экран возвращался вид все той же улицы — видимо, запись продолжалась после паузы. «Чё он творит?!» — возбужденно вопил уже знакомый зрителям закадровый голос, а фигура человека за окном металась по улице, подбирая с земли камни, бутылки, прочий мусор и швыряя все это в окна здания напротив. Одно из окон разбилось, усыпав улицу сверкающими брызгами осколков. Из распахнувшейся двери выскочил давешний крупный мужчина — сейчас он попал на освещенное место и по форме однозначно идентифицировался как охранник. Тут же, под «Вот блин!» невидимого комментатора, охраннику прямо в объемный живот прилетела очередная бутылка из-под пива, а бросавший быстрым бегом скрылся за границей видимости. Камера вернулась обратно к потирающему ушибленный живот охраннику, но тут за кадром прозвучало «смотри, смотри, возвращается!» и картинка сместилась. «Трубу, кажись, нашел» — восхищенно прокомментировал голос за кадром. Охранник, похоже, банально струсил и вступать в бой против метрового куска газопроводной трубы побоялся, скрывшись за дверью. И далее в течении примерно пяти минут ровным счетом никто не мешал главному герою ролика разносить вдребезги три окна первого этажа и входную группу. Заканчивалось все вполне предсказуемо — откуда-то сбоку вдруг появлялся «луноход», мужчина бросал трубу и бросался бежать, но выскочившие из «УАЗика» стражи правопорядка оказывались быстрее. Ровно за шесть секунд мужчину скручивали и закидывали в машину. «УАЗик» стоял на месте еще секунд десять, потом на его крыше включалась мигалка, и, под звуки сирены, машина уезжала. «Ну все, п…ц котёнку» — произносил голос за кадром и на этом ролик заканчивался.

Множество очень высокооплачиваемых социопсихологов и PR-специалистов пытается вычислить законы народной любви и определить, по каким же критериям подобные ролики и посты отбираются из десятков тысяч аналогичных. Но пока их успехи очень близки к нулевым и всенародная популярность настигает своих героев неожиданно, как диарея и со столь же порой печальными последствиями. «Свихнувшегося менеджера» обсудили во всех популярных форумах; ролик, несмотря на его паршивое качество, пару раз мелькнул на экранах ТВ и даже прошел в эфире первого канала — в программе «человек и закон» маститый адвокат долго объяснял телезрителям, как следует себя вести при увольнении, что грозит герою ролика и как ему поступить, чтобы этих угроз избежать. В Сети немедленно появилось с десяток личностей, выдающих себя за героя ролика; но личность самого «менеджера» никого особо не интересовала, поэтому сообщение на одном из форумов «Это Димку Лукшина увольняли у нас в редакции. Тот еще дурак» осталось без должного внимания.

Итак, Дмитрий Лукшин. До 18 сентября никто, включая его самого, и предполагать бы не стал, что он способен на какое-то активное отстаивание своей жизненной позиции. Работая помощником корректора в мелком московском издательстве и тихонько мечтая о карьере репортера, он в глубине души отлично понимал, что мечты его лишены под собой какой-либо почвы. Редакция «Первопечатника» была о нем мнения невысокого, и все его должностные обязанности вполне себе описывались избитым выражением «мальчик на побегушках». Причиной же его увольнения стало вовсе не сумасшествие от переутомления, как предполагало сетевое большинство, и даже не какая-нибудь его оплошность. Просто главный редактор узнал о его существовании.

— Что празднуем? — спросил главред у выпускающего редактора, проходя мимо скромного фуршетного стола.

— День рождения, — ответил тот.

— Чей?

— Лукшина.

— Лукшина? — удивился главред, — а кто это?

— Помощник у Пасечника.

— У Пасечника? — главред остановился, — на хрена ему помощник? У нас что, дела так хорошо идут, что мы дармоедов кормим? Увольте-ка его быстренько.

— Пасечника?

— Неплохо бы, — главред поморщился, — но пусть пока. Работает. Помощника этого, как его…

— Лукшина? Может, завтра? Все же день рождения у человека.

Главред на секунду задумался.

— Ну и что? Выдайте ему на прощание тыщ пять из фондов. Вроде и подарок. Зайди к кадровикам, чтобы приказ подготовили. Нехрен тут штаны протирать, пусть работать идет.

У каждого человека есть своя точка кипения. Кто-то взрывается уже от косого взгляда. Кто-то способен сохранить спокойствие, когда его полчаса кряду обкладывают отборным матом, но неожиданно вцепляется собеседнику в горло, услышав нелестный отзыв о покрое своих брюк. А кто-то превращается из серой мыши в разъяренного тигра, когда его увольняют в день рождения.

Часа через три, разглядывая картины разгрома на первом этаже и прикидывая, во что ему обойдется ремонт, главред пожалел о своем решении.

— У этого Лукшина за душой что-нибудь есть? — спросил он, рассматривая вмятины на входной двери.

— Нет, — меланхолично отозвался стоявший неподалеку секретарь, — он однушку в Солнцево снимает за двадцать косых, — помедлил и добавил, — машины нет.

— Вашу мать, — сказал главред, окидывая подчиненных мрачным взглядом, — почему психов на работу берете?

Никто не ответил. Только секунд через десять тишины секретарь осторожно поинтересовался:

— Юристам звонить?

— А кто их оплачивать будет? — окончательно разъярился главред, — раз у этого психа ничего, кроме съемной хаты у черта на рогах? Ты, — ткнул пальцем в секретаря, — Позвони насчет стекол. Потом сходи в ментовку, напиши заявление, ну и все, что там полагается. Где Пасечник?

— Нет его, он на больничном…

— Ему же хуже. Ремонт — вычесть из его зарплаты. Всё! — и, пылая гневом, главред удалился в свой кабинет — к форумам знакомств и бутылке «Черной метки».

Секретарь заказал стекла, а потом, буркнув: «я в ментовку» — поехал домой, справедливо предположив, что так будет лучше всем. Вот так вышло, что Дмитрий Лукшин за устроенный им разгром отделался отбитыми боками и ночью в кутузке.

Глава 1

О своей неожиданной известности Лукшин узнал практически сразу — в интернете он теперь сидел круглыми сутками, бомбардируя своими резюме все столичные редакции и кадровые агентства. К сожалению, резюме было «не ахти», рекомендаций с последнего места работы, по понятным причинам, он представить не мог; да и вообще в качестве этого самого последнего места работы у него теперь значилось «фрилансер». Учитывая не самую лучшую обстановку в стране в целом и в журналистской среде в частности, неудивительно, что предложений работы он не получил ни одного. О своем увольнении он вспоминал с сожалением — причем не столько из-за устроенного погрома, сколько из-за расчета, которого ему теперь, разумеется, не видать. Довольно печальное обстоятельство, особенно в свете приближающегося конца месяца и очередного платежа за квартиру.