— Сунь в карман куда-нибудь.
Лукшин быстро оглядел карточку. Она была салатного цвета, в углу на ней была маленькая надпись «IDC» и номер — 79105. Оборотная сторона карточки вообще была чистой. Дима пожал плечами и сунул карточку в карман и поспешил за идущим вглубь здания Вирджилом. Чем дальше, тем больше казалось, что он совершил ошибку. Ну наверняка возле этой машины хотя бы примитивная рамка металлоискателя стоит. Даже если не так, то уж вешалка — точно есть. Вон же — никто из ходит в верхней одежде. А если снять куртку, то одного взгляда на Димин пиджак хватит, чтобы даже у самого беспечного человека вызвать кучу вопросов. Все-таки сглупил он, точно. Может, в туалет попроситься?
Вирджил, тем временем, дошел до лифта и нажал кнопку вызова. Двери распахнулись, Вирджил зашел внутрь, мгновение поколебавшись, за ним шагнул и Дима. «Здание же одноэтажное», — подумал он и догадка пришла к нему одновременно с тем, как он увидел панель лифта и как Вирджил нажал кнопку «-3». «Ну конечно! Подвал…». Ехали долго — с минуту. То ли лифт шел медленно, то ли подвал был глубок.
На выходе из лифта обнаружился небольшой тамбур с тремя выходящими в него дверями. Практически сразу, как они вышли, от одной из дверей прозвучал негромкий мелодичный звук и горевший у косяка красный светодиод сменил свой цвет на зеленый. Вирджил открыл дверь, и бросив за плечо, — «Заходи», шагнул внутрь. «Пропуска, видимо, магнитные», — подумал Дима, осторожно проходя в проем. Ничего не завизжало и не замигало, но Дима чувствовал себя уже совсем на иголках и понял, что дальше тянуть не стоит. Тем более, что в комнате, в которую они зашли, кроме нескольких шкафов и столов с компьютерами наличествовали две вешалки.
— Э-э, — сказал Дима, — Вирджил Сидорович…
— Не раздевайся, — сказал Вирджил, берясь за ручку двери в противоположном конце комнаты, — в боксе холодно.
И исчез за дверью. Дима, поневоле заинтересовавшись, пересек комнату, потянул на себя туго подпружиненную дверь, шагнул в полумрак следующей комнаты и замер. Два стола с компьютерами, работающий на полную мощность кондиционер и внушительного вида систему рубильников на стене он заметил позже. Всю противоположную стену маленькой комнаты занимал подсвеченный изнутри аквариум и Дима стоял, не в силах оторвать взгляд от его содержимого. Там, за толстенным стеклом, плавал, удерживаемый тысячами, а может, и сотнями тысяч тончайших проводков, человеческий мозг. Проводники расходились от мозга во все стороны и были настолько тонки, что на большей части длины были не видны и угадывались только по тонким бликам, вспыхивающим в толще воды при малейшем движении Диминого взгляда. Но возле самого мозга концентрация проводников становилась настолько высокой, что мозг выглядел окутанным золотистым сиянием.
— Ого, — потрясенно сказал Дима, — это и есть — Машина?
— Да, — Вирджил был явно доволен произведенным эффектом, — Машина Бланка. Видишь ли, процессы, происходящие в человеческом мозгу, до сих пор остаются тайной за семью печатями. Разобраться в них, в принципах хранения информации, в логике, в алфавите… не то, чтобы невозможно, но никто пока даже не знает, с какого бока к этому подобраться. Мы же пошли другим путем — говоря популярно и очень упрощенно, мы считываем запись с одного мозга, совершенно не понимая ее состав и структуру, записываем ее в другой, а уже этот, другой, — Вирджил ткнул пальцем в стекло, — ее расшифровывает и выдает нам в виде вполне понятных образов.
— Так он что — живой?! — с ужасом спросил Дима.
— Нет, ты что, — Вирджил хохотнул, — что ты подумал — что там разумный человек плавает? Нет, конечно. Используется только механизм. Если все до безобразия упростить, то выглядит это так — на сотню нейронов поступает электрический импульс, с пары сотен других нейронов импульс считывается. Вот и всё. Алгоритм преобразования непонятен совершенно, матричная модель преобразования — по имеющимся примерам — описывается многомерной матрицей мерностью в несколько сотен и порядком около полумиллиона. Пока не существует компьютеров, в которые можно было бы хотя бы просто загрузить эту матрицу, не то, что как-то ее анализировать.
— Ого, — повторил Дима, не отрывая взгляда от аквариума и подмечая некоторые детали: по задним и боковым стенкам струилась мелкая сетка трубочек — видимо, для регулировки температуры, снизу к мозгу тянулось несколько гофрированных шлангов и проводов с разноцветной изоляцией, — а почему он — один?
— Алоиз Скочинский, — со вздохом сказал Вирджил, — автор Машины, был странным человеком. Скрытным, немного сумасшедшим. Он предложил концепцию машины еще в семьдесят шестом, но был попросту осмеян своими коллегами и решил воплотить идею в жизнь самостоятельно. Всю жизнь проработав гистопатологом в институте морфологии, он не испытывал недостатка в, скажем так, человеческом материале и все работы производил в одиночку. Был он патологически осторожен, — Вирджил вздохнул, — фактически просто болен. И никто о его увлечении не знал до тех пор, пока у Скочинского не появился рабочий экземпляр. Даже самому больному человеку приятно признание и он показал Машину кому-то из своих бывших оппонентов. Ну и, тайное начало становиться явным. К счастью, мы успели первыми и Машина досталась нам.
— А почему вы тогда не сделали их… а, я понял. Его убили, да?
— Нет, — Вирджил поморщился, — он прожил еще два года и, разумеется, все эти два года мы не оставляли попыток повторить Машину, как не оставляем и сейчас. Но Скочинский… не то, чтобы сломался… просто целью его жизни было — сделать эту Машину. И, когда он ее сделал — жизнь для него утратила смысл. Ему не было интересно повторять Машину, и, хотя его поставили во главе немалого отдела, фактически — небольшого института, он от руководства самоустранился и помощь его была минимальна. Я помню его — очень неприятный в общении, самолюбивый, упертый… язвительный… проще говоря — мерзкий старикашка. Неудивительно, что общаться с ним никто не любил, в последние годы он был просто невыносим.
Вирджил пожал плечами:
— Но у нас есть его записи, есть рабочая модель, мы со всем этим работаем, и… я думаю, успех не за горами. Жаль, конечно, что мы не узнали о Скочинском раньше. По слухам, он когда-то был вполне вменяемым и общительным человеком. Если бы он получил признание раньше, то вполне мог бы стать ученым мирового уровня и сделать множество других открытий. Одно только сочетание этого физраствора и электромагнитного поля, поддерживающее функционирование мозга, уже сделало бы его всемирно известным, а он, сделав это открытие, так и оставался безвестным кандидатом наук — он даже докторскую не писал. Ну, а теперь давай я тебе покажу то, зачем мы сюда пришли.
— Я думал, — Дима кивнул в сторону аквариума, — мы пришли за этим.
— За этим тоже, но это не главное. Видишь ли, при работе с записью воспоминаний, как с базой данных, пересылаются огромные объемы информации. Поэтому мы здесь. Вообще, нами запланирована прокладка терабитового канала в центральный офис, но дело это небыстрое. Но даже такой, самый быстрый на сегодняшний день канал, не обеспечит такого быстродействия, какое можно получить непосредственно на терминале главного компьютера Машины, — Вирджил сел за один из компьютеров, пошевелил мышкой. Экран засветился и на нем появилась уже знакомая Диме картинка чьей-то записи, изображавшая комнату с сидящими на рядах кресел людьми — то ли небольшой зрительный зал, то ли аудиторию. Некоторые из людей были обрисованы весьма схематично, некоторые — более подробно.
— Вот, — сказал Вирджил, щелкая мышью на изображении одного из людей, — мозг — удивительная база данных. В нем все плотно взаимосвязано, и, зацепившись за один конец ниточки, можно легко размотать весь клубок.
На экране вывалилось большое многоуровневое меню, Вирджил ткнул в какой-то пункт, в результате появилось заполненное текстом окно.
— Фактически, досье, — удовлетворенно сказал Вирджил, — мы эту информацию так и называем. Здесь — вся информация, которую оператор помнит о выбранном объекте, отсортированная по важности ее для оператора. И, зацепившись за любой пункт, можно посмотреть подробности. Скажем, обстоятельства знакомства, — картинка сменилась. Теперь на экране был вид зимней улицы какого-то города, и по центру его стоял и улыбался какой-то человек.