Она говорила о том, что я сделал с нами, покончив с нашим браком годом раньше, или о том, что я сделал с ней той ночью. Я не уверен.
— Прости, — прошептал я. Одно это слово прозвучало как свист клинка гильотины, несущегося мне навстречу.
Когда я снова поднял глаза, она уже забрала палочку и ушла. Я с трудом добрался до кустов, где меня стошнило. Аромат цветов в этом саду никогда уже не будет для меня прежним.
========== Глава 4 ==========
Очень, очень хорошее перо часто остается загадкой. Оно всегда не твое. Оно принадлежит кому-то другому. Это привязанное перо на почте. Его вам вручают, когда вы подписываете чек.
Иногда ирония в поиске идеального пера заключается в том, что удовольствие не бесконечно.
Перо не писало. Я попробовал еще раз, но чернил не было. Мне показалось, что перо сломано. При моей работе я всегда путешествую с хорошим пером, но, должно быть, в то утро я прихватил какую-то ерунду. Я потряс его и попытался расписать. Из этого ничего не вышло.
Я посмотрел на Гермиону из-под челки, которую можно было бы и расчесать. Можно было бы и побриться. Моя внешность была продолжением моего пера. Пустого. Бессловесного. Сломанного.
«Ну что ж, — сказали ей мои глаза. — Мы пытались развестись. Не сработало. Давай просто пойдем домой…»
Мой адвокат Дейдре быстро нашла замену.
— Вот, пожалуйста, мистер Малфой. Воспользуйтесь моим.
Онемев, я уставился на ее золотую маггловскую авторучку, взял в левую руку и перекатил ее идеально сбалансированный вес между большим и указательным пальцами. Я знал, что она блестяще справится. Это была именно такая ручка. Такие ручки заканчивали войны и подписывали мирные договоры.
— Мистер Малфой, — мягко подтолкнула Дейдре, — вам нужна минутка?
У меня было двенадцать месяцев брака, но да, еще минута стала бы благословением.
Документы Гермионы поступили в этот кабинет уже подписанными и аккуратно скрепленными. Она сидела напротив меня без всякого адвоката. Я действительно не знал, зачем мне вообще нужен адвокат. Не то чтобы я чего-то стоил. Во всяком случае, не так много, как раньше. Именно мой отец настаивал на юристе. Таунхаус принадлежал мне, но она не просила ни о какой его части. Она просто хотела уйти, и никто не мог ее винить.
Я схватил ручку и расписался. Мое полное имя очень длинное, так что это заняло некоторое время. Хотел бы я, чтобы оно было длиннее, тогда мы остались бы там навсегда, и дело никогда не было бы завершено.
— И вот здесь, — сказала Дейдре, указывая на место, которое я пропустил.
— Значит, это все? — спросила Гермиона. Ее голос был хриплым, а глаза покрасневшими.
— Да, спасибо, — ответила Дейдре. Они говорили коротко, но я не обращал на них внимания.
Гермиона встала. И я тоже. У меня всегда были хорошие манеры, даже если и наблюдались проблемы с выбором времени. На минуту мы превратились в пару ошеломленных кефалей, уставившихся друг на друга во взаимном страдании.
Она очнулась первой, взяла со стола сумочку и копию бумаг.
— Удачи, Малфой, — сказала она.
Мне захотелось рассмеяться.
========== Глава 5 ==========
Возмездие — великая вещь, не так ли? Я представляю, что это древнее и универсальное понятие. Обезьяна А крадет банан у обезьяны Б. Обезьяна Б выхватывает его и бьет свою обидчицу-обезьяну по голове. Именно так все и работает. В конце концов, мы все — кучка обезьян, спорящих из-за приза.
У меня было такое чувство, будто мою голову разрубили пополам гоблинской секирой.
Помимо сдавливающей мозг боли, я также обратил внимание на запах. Застарелый пот, спиртное и в целом немытый я. Я думал, что все еще сплю и нахожусь в самом разгаре алкогольного кошмара, потому что видел, как Рональд Уизли открывает дверь и входит в комнату. Он сел на край кровати рядом со мной. Я почувствовал, как он вдавил матрас, и удивился живости сна.
— Не вставай из-за меня с постели, — сказал он. Уизли действительно выглядел довольно щеголевато. Он был одет в элегантную спортивную мантию, а метла висела у него за спиной. Его длинные волосы выглядели растрепанными ветром, на кожаном шнурке вокруг шеи висел значок аврора. Я с трудом мог выдавить ответ из пересохшего рта. Я начал думать, не было ли это каким-то очень, очень поздним официальным делом.
Может быть, арест с опозданием на одиннадцать лет?
— Видишь ли, дело вот в чем, — объяснил Уизли. — Три дня — долгий срок для волшебника, пропавшего в этой части города, если учесть, что у нас есть преимущество мгновенного перемещения. Если куда-то торопишься или вообще не хочешь быть где-то, существуют аппарация, каминная сеть или полеты. Вот только Гермиона говорит, что ты оставил метлу дома, когда набросился на нее.
При упоминании Гермионы рваные края памяти снова начали сплетаться. Пошатываясь, я сел.
— И давай посмотрим правде в глаза. Ты ведь не совсем неузнаваем, правда? — продолжил Уизли. — Так я и сказал Гарри. Я сказал ему, что, по-моему, ты затаился где-то там, где можешь заплатить людям, чтобы они не знали, кто ты такой. Таких мест в Лондоне не так уж много. Это лишь третья наша остановка. — Он вздохнул. — Твоя голова сейчас не совсем в порядке, ведь так, Малфой? Сядь, оглянись.
Теперь это был не вопрос, а приказ.
Я откинулся на облупившуюся металлическую спинку кровати и огляделся. Крошечный люк открылся в верхней части моей головы, и кто-то вливал ледяную память, заполняя меня. Из моего мира выпало дно, и Уизли был там и видел, как оно пролетело прямо мимо него.
Я находился в борделе, где снимал комнату последние два с половиной дня. Однако это было не все, чем я воспользовался. Моргнул, глядя на спящую рядом девушку, провел дрожащей рукой по лицу.
— О да, — кивнул Уизли. Его голубые глаза сверкали, как буравчики. — Вообрази мое удивление, когда управляющий этим маленьким заведением сказал, что последние две ночи у него останавливался богатый джентльмен. Оплата вперед, свыше прайса, если тот будет продолжать посылать бутылки Огдена, чтобы те не заканчивались.
Я уставился на спящую девушку. Густые, ядовитые угрызения совести заменили всю кровь в моем теле. Ненависть к себе была бурлящей, осязаемой силой.
Очевидно, он неправильно истолковал выражение моего лица.
— Не волнуйся, она не умерла. — С легкой гримасой Уизли поднял с пола пустую бутылку и поставил на прикроватный столик. — Хотя я подозреваю, что у нее будет похмелье, сравнимое с твоим. Лучше вести разговор вполголоса, иначе ты разбудишь ее до главного события.
— Чего ты хочешь, Уизли? — прошептал я.
— Гермиона, — ответил он и, прежде чем я успел что-то сделать или сказать, продолжил: — …ждет за этой дверью.
Я знал, чем закончится его игра, и ничего не мог сделать, чтобы спастись. Это была моя вина. Это всегда была моя вина. И все из-за глупого спора и моей проклятой гордости.
— Уизли, не делай этого… Я сам ей скажу, но, черт возьми, не позволяй ей сюда входить.
Он поднялся на ноги, и я возненавидел, совершенно возненавидел то, как он отряхивает брюки, словно мерзость комнаты, обстановка и я осквернили его личность.
— Думаю, тебе пора понять, что такое потеря, Малфой. Ты все еще не понимаешь этого после стольких лет, не так ли? Вы проиграли войну, но на самом деле ничего не потеряли. Где в этом справедливость? Я потерял брата, мои родители потеряли сына. Целое поколение в Хогвартсе потеряло детство. Гермиона принадлежит тебе не больше, чем змея — птице. У тебя было все, а потом ты это испортил. Я никогда не делал ничего, что могло бы повредить вашим с Гермионой отношениям из-за моих чувств к ней. Но не сейчас. Сейчас ты проиграешь, Драко, и я надеюсь, что ты истечешь кровью, как и все мы одиннадцать лет назад.