Спящая рядом со мной девушка пошевелилась, потому что к концу монолога Уизли повысил голос. Он подошел к двери и гораздо более спокойным тоном сказал:
— Моя мама и Гарри будут недовольны мной, когда узнают, что я сегодня сделал с Гермионой. Но я снесу эту вину, — он опустил голову. — Ты ее не заслуживаешь. Ты никогда ее не заслуживал.
Дверь за ним закрылась, и я услышал тихие голоса. Когда через минуту дверь со скрипом отворилась, в комнату вошла моя жена. В руках она держала коричневый бумажный пакет. Пахнет тыквенными пирожками, она купила их в «Пекарне Пэддока», я знаю это, потому что они мои любимые.
— Рон сказал, что они нашли тебя и что ты, вероятно, будешь не в лучшем состоянии. Я подумала… Я подумала, что принесу завтрак, и тогда мы сможем… поговорить.
Она резко остановилась, потому что оглядела комнату, меня и девушку, которая теперь сидела на кровати.
Гермиона Грейнджер — замечательная женщина. У нее больше изящества и достоинства, чем у кого-либо из моих знакомых, включая мою собственную мать.
— Простите, не могли бы вы нас на минутку извинить? — сказала она девушке, которая была достаточно проницательна, чтобы понять, что следует убраться. К сожалению, она взяла простыню с собой, когда уходила, оставив меня голым на кровати.
Моя жена оглядела пол и подобрала мою скомканную одежду.
— Вот.
Я встал и оделся. Кажется, я умер в наступившей тишине. И проснулся возрожденным в стыде. Она коснулась лба, который был испорчен хмурым взглядом. Я видел, что она что-то замышляет.
— Думала, что окончательно ушла от тебя три дня назад.
— Поверь, если кто-то и должен был выйти из этих отношений, я всегда представлял, что это была бы ты, — тихо сказал я.
Я знал, что потерял ее. Сейчас было не время для оправданий и уговоров. Я сам все навлек на себя, и это была цена.
Она откашлялась, и я увидел, что она заплакала, хотя и тихо.
— Ну почему меня было мало?
Мое сердце разбилось. Я сделал шаг вперед и остановился, когда она сделала шаг назад.
— Тебя более чем достаточно, — яростно прошипел я. — Это моя… вина.
— И что же ты предлагаешь мне теперь делать? Простить тебя? — Казалось, она меряет меня взглядом. — Скажи что-нибудь, Малфой. Скажи что-нибудь, или я уйду и не оглянусь.
Мое вынужденное молчание осуждало меня.
Она кивнула.
— Значит, решено. Сначала я поживу у родителей… а потом, возможно, проведу лето у Уизли. Я попрошу Гарри зайти и забрать мои вещи. У меня есть ключ, так что тебе не обязательно быть… дома. — Она запнулась на последнем слове.
— Гермиона… подожди.
Она остановилась в дверях и обернулась. Ее дыхание прерывалось тихими всхлипываниями.
— Прос…
— Не надо, — остановила она. — Мы часто употребляем это слово, но я не думаю, что оно означает одно и то же для нас обоих.
А потом она ушла.
Меня бросила жена.
========== Глава 6 ==========
Хорошая истерика — на нее стоит посмотреть. Мой отец — бесспорный король полных негодования истерик (с необязательным взмахом волосами). Мне же всегда недоставало драматичности.
— Ты же знаешь, что я не умею извиняться, так что я просто пропущу, если тебе все равно.
Это именно то, что не следует говорить после того, как облажался. Я понял это слишком поздно, и мне захотелось стукнуться лбом о дверь.
— Может, ты откроешь?
В тот раз все происходило в ванной на первом этаже. Она заперлась внутри.
Я был пьян, и Гермиона уже сказала, что она сделает, если почувствует от меня дома запах бренди. Конечно, не помогло и то, что была четверть девятого утра.
Я прокололся. Я знал об этом, но был так близок к завершению работы, которую мне поручил Рентроу. Он уже был ошеломлен тем, что я выполнил восемьдесят процентов. Ха! Его коварный план провалился, и другие директора заметили, что заброшенные активы моего предшественника чертовски расцвели под моими заботой и вниманием. Мои дни лакея (хотя и в высшем руководстве) подходили к концу. Филомена чуть не лишилась головы в то утро — она нашла меня спящим на столе и имела наглость отчитать за то, что я не пошел домой прошлой ночью:
— По крайней мере, ты мог отправить жене сову!
Я ответил, куда засунуть свой совет. К сожалению, с таким же настроем я вернулся домой.
— Открой дверь, — я пнул ее босой ногой. Было больно.
— Пошел на хрен, Малфой!
Она использовала ругательства. Это было нехорошо.
Дверь распахнулась, и Гермиона вышла. Я тупо смотрел, как она вытаскивает чемодан из шкафа в нашей спальне. Она была настолько зла, что не разбиралась в том, что бросала внутрь. Я заметил диванную подушку, пустую вешалку для одежды и пару пижамных штанов, которые скомканными валялись в изножье кровати.
— Гермиона, ты не могла бы на минуту успокоиться?
Стараясь не смотреть на меня, она бросилась к комоду, выдвинула ящики и швырнула в чемодан белье.
— Нет, я не успокоюсь. Вчера вечером ты не вернулся домой. Ты не вернулся домой.
Я уже объяснился с ней.
— Я заснул! Я работал допоздна и заснул, понятно? Мне очень жаль, но я не понимал этого, пока не проснулся сегодня рано утром. И что мне оставалось делать? Послать сову, а потом вернуться домой до того, как она прилетит?
Она повернулась и ткнула в меня пальцем.
— А вернувшись домой, ты… толкаешь речь под дверью, а потом сидишь в раздумьях в кабинете с бокалом бренди в восемь часов утра и еще удивляешься, почему я так раздражена? — Она вскинула руки. — Я должна просто сказать: «Добро пожаловать домой, дорогой, не хочешь позавтракать алкоголем?»
Я осторожно взял ее за плечи, пытаясь успокоить.
— Прости. Ты меня слышишь? Прости. Послушай, это больше не повторится. Я почти закончил.
Она покачала головой.
— Нет. С тобой покончено. Я должна была сделать это давным-давно.
На мгновение мое сердце остановилось, и кровь в жилах застыла.
— Что сделать? — прошептал я.
— Мне надо было поехать в Гринготтс и самой выяснить, что там происходит!
А, точно. Я снова мог дышать. Она говорила не о том, чтобы уйти от меня, а о том, чтобы…
— Что? — спросил я, внезапно нахмурившись. — Что значит, ты ездила в Гринготтс?
— На прошлой неделе я ездила туда и разговаривала с Филоменой. И не смотри на меня так, Драко Малфой. Она заботится о тебе. Филомена не выдала твои чертовы секреты добровольно, я заставила ее рассказать, и, возможно, немного приврала, сказав ей, что проблема касается Департамента защиты магического правопорядка. Она призналась, что Алистер Рентроу с тобой делает! Не могу поверить, что ты мне не рассказал!
Удивительно, как душераздирающий страх может смениться чистой яростью за одно предложение. Мне хотелось придушить ее.
— Что ты сделала? — Возможно, было что-то в моем тоне или выражении, потому что я увидел на лице Гермионы то, чего не видел с тех пор, как нам исполнилось восемнадцать.
Я ее пугал. Я понял, что все еще держу ее за плечи, теперь уже слишком крепко. И резко отпустил.
— Я рассказала кое-кому, кому не все равно, вот что я сделала, — сказала она, вздернув подбородок. — На следующей неделе Кингсли выступит перед вашим советом директоров. До них доходили грязные слухи о садистских выходках Рентроу, но до сих пор никто не жаловался.
— Ты не имела права этого делать. — Наверное, в данном случае я был похож на своего отца. Мы оба становимся очень тихими, когда выходим за пределы простого гнева. Я был так тих, что Гермиона, казалось, напрягалась, чтобы услышать меня.
— Я имела на это полное право. Не только как член Департамента правопорядка, но и как заинтересованная гражданка и твоя жена! Такого рода злоупотребления должны быть искоренены! Как еще нам двигаться дальше?
— Я справлялся сам.
Она снова покачала головой.