Однако судьба сама решила все за майора. Пока он в полнейшей растерянности сидел у себя кабинете, к нему вдруг заглянул полковник Котов – тому срочно понадобились дела по завербованным членам партии антиваксеров. Увидев выражение лица подчиненного, начальник полиции поинтересовался причиной его растерянности, и тогда следователь все рассказал полковнику. Дальнейший разговор проходил уже у Котова в кабинете.
А сам Котов, десять минут назад вернувшись с совещания у Главы, был, честно говоря, поражен, с какой скоростью нашелся убийца Бабушкина. Вот только стройную картину преступления портила одна маленькая неувязочка.
– Знаешь, в чем незадача, товарищ майор? – спросил полковник, продолжая стоять у окна, – в том, что врет твой господин Кузнецов!
– Как врет?
– Как Троцкий! Только не наш, а другой, которого ледорубом стукнули. Бабушкин умер совсем не от страха, а от огнестрельного ранения в голову!
Следователь побледнел.
– Дело передали в ФСБ, – продолжал Котов, – все детали засекречены. Но про Кузнецова наши коллеги похоже ничего не знают, иначе его бы уже задержали.
Он замолчал и на какое-то время задумался.
– Значит так, – наконец сказал полковник, – я пока ничего не понимаю, но склоняюсь к тому, что твой Кузнецов нас водит за нос. Возможно, он хитрее, чем пытается казаться. Вряд ли кто-то еще потом пришел в квартиру Бабушкина и повторно убил газетчика. У него там что, очередь из киллеров за дверью стояла?
– А какова настоящая причина его смерти? Вскрытие провели?
– Исследование трупа не делали, и пока не собираются. А Бабушкин до особого распоряжения не умер, а числится живым и здоровым.
– Как так?
– А вот так! Что ему сделается в морозильной камере? Он там еще всех нас переживет. Слушай, а может Бабушкин потерял сознание, а Штык вернулся и пристрелил его уже по-настоящему? Но зачем ему это надо? Подставить Олега? Но тогда проще сразу дать Кузнецову заряженный пистолет. А вообще-то, судя по следам крови в квартире, выстрел сделан по сидящему, а не по лежащему человеку. Кстати, кто он такой, этот твой Штык?
– Я не знаю, – сказал Антонов, – оперативной информации по нему у полиции нет. Судя по всему, он появился у антиваксеров недавно. Какой-то боевик, наверное.
– Значит так, – повторил Котов, – раз уж ты, товарищ майор вляпался в это дело, теперь занимайся им. Но никто ничего не должен знать. ФСБ пусть копают сами по себе, а мы зайдем с другой стороны. Тебе надо выяснить следующее. Для чего рядовому и не самому умному члену партии устроили такую проверку? Почему жертвой выбрали Бабушкина? Случайно или сознательно его убили? И вообще, в ходе проверки ли он убит? Какое новое задание секретарь антиваксеров поручит твоему подопечному? И кто такой Штык? Хотя насчет Штыка отбой, им займутся другие сотрудники. Тут секрета нет, его можно разрабатывать официально. Когда планируете связь с Кузнецовым?
– Он сейчас ежедневно находится на принудительных работах, я сказал, что свяжусь с ним послезавтра у памятника через своего сотрудника.
– Нет, мы не можем ждать два дня. И никаких сотрудников. По большому счету и тебя то нельзя посвящать в это дело, но раз уж так вышло, будешь связником. Тем более агент тебе доверяет, ну или делает вид, что доверяет, и идет с тобой на контакт. Встреться с ним завтра утром, потом сразу звони мне.
Котов наконец отошел от окна, сел в свое кресло и пристально посмотрел на следователя.
– Ты сделал все хоть и незаконно, но правильно. И то, что рассказал историю Кузнецова сразу мне, а не пошел к непосредственному начальнику, тоже правильно. Я думаю, вопрос о твоей ликвидации мы пока отложим. Кузнецов – это ключ. Осталось только понять, какую дверь он нам должен открыть.
Глава 9. Незадачливый поэт
(вторник, 22:00, четверо суток до Дня вакцинации)
В полумраке огромного, обшитого деревом кабинета главного редактора Зари коммунизма было тихо. Тишину нарушал лишь очередной кандидат в члены литературного кружка, волнуясь и постоянно сверяясь с бумажкой, декламирующий свои выстраданные вирши перед строгим судом жюри. И даже не всего жюри, довольно благосклонно относящегося к творчеству доморощенных поэтов, а его председателя – редактора газеты Льва Абрамовича Рубинштейна.
Сам Лев Абрамович был профессиональным столичным литератором, которого непредсказуемая судьба закрутила после одного темного и никому не интересного происшествия, а потом пережевала и выплюнула на должности простого редактора провинциальной газеты. Вопреки опасениям местных журналистов, Лев Абрамович воспринял неожиданный удар (а может и подарок) судьбы с пониманием, своим столичным происхождением никогда не кичился, а просто занимался делом, спокойно и профессионально. Специалистом он был классным, очень быстро и легко влился в новый коллектив, поэтому через пару месяцев никто в редакции и не вспоминал о былых предубеждениях.