Выбрать главу

Брайан устроил турне по тридцати пяти городам, и они знали, что должны выполнить свои обязательства. Но еще один незапланированный концерт — это совсем другое дело. Поэтому «Битлз» продолжали отказываться, а организаторы — поднимать цену. В конце концов ребята согласились. Начальная цена составляла шестьдесят тысяч долларов, а окончательная — сто пятьдесят тысяч».

Пол: «Наши выходные были священным делом. Если посмотреть на наш график работы в 1964 году, вы поймете почему. До недавнего времени я не сознавал, что мы работали весь год, а если устраивали себе выходные, то что-то вроде 23 ноября — в этот день мы были в жюри на конкурсе красоты. Поэтому ко времени приезда в Канзас-сити мы нуждались в отдыхе. Не припомню, чтобы мы говорили с Брайаном о его предложении поработать в выходной, мы обсуждали это друг с другом».

Дерек Тейлор: «Иногда «Битлз» и я общались с публикой во время турне, но совсем немного. Я добивался большего. Ринго и Пол еще делали это — ну, относительно, конечно, а Джордж — никогда. Джон соглашался, если только не заваливался спать на всю ночь. Если не дать ему заснуть, то он делал то, чего я не мог добиться от остальных, поэтому мы вместе держались на таблетках и выпивке — именно тогда мы и подружились, стали, особенно близки. Такая дружба возникает между мужчинами, когда, они пьют вместе.

Думаю, это турне понравилось всем членам «Битлз». Им было приятно встречаться с такими, людьми, как Фэтс Домино, и с другими, они неплохо проводили время».

Пол: «Мы восхищались Фэтсом Домино. С ним мы познакомились в Новом Орлеане. У него были массивные бриллиантовые часы в форме звезды, которые выглядели внушительно».

Джордж: «Он был очень милым, будто ребенок. Во время турне мы много слушали ребят из «Tamla Motown» — Марвина Гея и других. В те дни как раз появился Стиви Уандер, а Рея Чарльза мы любили еще с пятидесятых годов. А еще мы встречались с такими людьми, как Чак Берри и Карл Перкинс.

Индианаполис — хороший город. Перед отлетом, по пути в аэропорт, нас провезли по овальному треку «Инди» в «кадиллаке». Это было классно. Я не мог предположить, что этот трек окажется столь длинным; было здорово видеть трибуны, виражи и место, где гонщики обычно финишируют».

Дерек Тейлор: «Им нравился Нью-Йорк. Мы жили в отеле „Дельмонико“ и летали вертолетом до большого теннисного стадиона „Форест-Хиллз“. Нью-Йоркские встречи были незабываемыми. Им нравился ажиотаж, огни города, темп жизни. По крайней мере, мне так казалась».

Джордж: «Группа „The Righteous Brothers“ стояла на сцене и пела „You've Lost That Loving Feeling“, когда мы пролетали над ними в нашем летающем „чинуке“. Люди повскакали с мест, указывая в небо, поднялся галдеж и крик, о музыкантах все забыли, и это их очень задело. Причем настолько, что они решили прервать турне. Это было праведное негодование братьев-праведников».

Джон: «Всюду, куда мы приезжали, начиналась суматоха. В комнатах Дерека и Нила всегда было полно народу — полицейских и еще каких-то людей (70). Многие, кто попадал в комнату Дерека, вообще-то приходили с намерением попасть в наши комнаты, рассчитывая на бесплатную выпивку, еду и развлечения. Таких быстро учишься узнавать и отделять от остальных. Среди них были забавные экземпляры — это были ловкие мошенники и самозванцы. Их выдумкой можно было восхищаться, но вообще-то все они — просто задницы, поэтому они и попадали к Дереку, а не к нам (64). Наши четыре комнаты находились отдельно, подальше от его комнаты, чтобы они не могли добраться до нас. Ведь как-то бороться с этим было нужно. А как бороться, когда таблетки не действуют?» (70)

Мэл Эванс: «Во время американского турне каждый из них потерял по нескольку килограммов веса».

Нил Аспиналл: «Мы много смеялись, и это было здорово, и, несмотря на напряжение и усталость, нам не бывало скучно. В целом мы неплохо проводили время, а если кто-нибудь все-таки вдруг взрывался, то доставалось прежде всего мне».

Джон: «Мы вели себя, как ублюдки. Под таким давлением иначе невозможно, и мы срывались на Ниле, Дереке и Мэле. Им приходилось многое терпеть от нас, потому что мы оказались в таком паршивом положении. Работа была тяжелой, и кому-то приходилось расплачиваться за нее. И выяснилось, что мы просто ублюдки. Ублюдки, так нас растак, — вот кем были „Битлз“. На такое способен только ублюдок, это факт. А „Битлз“ были самыми худшими из ублюдков на земле. Мы вели себя, будто Цезари. Еще бы! Кто посмел бы упрекнуть нас, когда предстояло заработать миллион фунтов! Разве ради этого жаль денег на рекламу, взятки, содержание полиции и организацию шумихи?» (70)

Дерек Тейлор: «К концу американского турне, в сентябре, мы с Брайаном начали отделяться друг от друга. Мы чисто ссорились, потому что я по натуре независим. Я говорил, ему о правах членов профсоюза, о том, что полагаются отпуска, я говорил, что люди имеют право выбора, и обо всем остальном. Но я понимал и то, что в нескольких случаях непростительно подставлял ребят, взяв на себя то, что мог делать только менеджер. Вот пример такого рода. «Да, — говорю я, — Джон может демонстрировать южноавстралийский опал перед камерой». — «Но это же конкретные обязательства», — парирует Брайан. — «Как вы могли пообещать, что Джон, сделает это перед объективом камеры?» — «Я не подумал…» — «А должны были подумать! Вы превысили, свои полномочия, я нанимал вас не для этого, а совсем для другого, вы должны, работать не с ребятами, а со мной». — «Ну это уж слишком, тогда я ухожу!»

Я ушел. Это было в Нью-Йорке, я уволился в конце турне, в сентябре, но Брайан заставил меня отработать еще три положенных месяца, до самого Рождества. Он отправил меня в турне с Томми Куикли и песней «The Wild Side Of Life», и это было пыткой.

Он заставил меня отработать положенное время, но он же просил меня остаться: «Дерек, мы ведь с тобой ладим, когда хотим». — «Может быть, Брайан, но…» В общем, я ушел с облегчением, я уже не понимал, почему мне когда-то так хотелось работать с ними. Пока мы были друзьями, все было прекрасно. Ну а теперь — прочь, пора вернуться в газету.

Так я стал работать в «Дейли Миррор» репортером, почти обычным репортером, и был счастлив».

Джон: «Спокойной ночи и спасибо за хлеб» (64).

Ринго: В Нью-Йорке мы познакомились с Бобом Диланом. В тот раз я впервые попробовал марихуану и смеялся без остановки. Это было потрясающе. Боб был нашим кумиром. Я услышал о нем от Джона, который дал мне послушать его записи. Он был классным парнем, и песни его были замечательными, ритмичными, поэтичными и глубокими».

Пол: «Боб появился однажды вечером, когда мы были в Нью-Йорке. Мы считали его своим кумиром. Еще в Ливерпуле мы видели первые программы телеканала «Гранада» о нью-йоркских поэтах-битниках, где он пел вместе с Алленом Гинсбергом. Мы любили его как поэта, у каждого из нас был его первый альбом, где на обложке он изображен в шляпе с обвисшими полями. Уверен, поэтому и Леннон носил такую же. Джон особенно восхищался им. Это видно по таким песням, как «Hide Your Love Away».

Джон: «Когда я познакомился с Диланом, я был ошеломлен. В каком-то смысле я принадлежу к числу людей с психологией фанов. Я перестал быть фаном, когда у меня самого появились поклонники. Я никогда не собирал автографы и не занимался прочей чепухой. Но если кто-то мне нравился, то нравился по-настоящему (71).

«You've Got To Hide Your Love Away» («Нужно прятать свою любовь») — песня моего дилановского периода (74). Она из тех, что надо печально напевать про себя: «Вот я стою, обхватив голову руками…» Я начал думать о моих собственных эмоциях. Не знаю, когда точно это началось. Кажется, с песен «I'm A Loser» («Я неудачник») или «Hide Your Love Away». Вместо того чтобы проектировать на себя ту или иную ситуацию, я попытался выразить свои чувства, как делал в своих книгах. Думаю, осознать это мне помог Дилан — нет, мы с ним ничего не обсуждали, я просто слушал его песни.