— Не умею.
— Ну, тогда пошли дальше.
Балич толкнул дверь, пропуская монаха. С узкой террасы, защищенной козырьком, открывался вид на небольшую круглую площадку. Золотистый песок широкой полосой обрамлял эллиптический бассейн, над которым, словно вытянутая рука, вздымалась башня трамплина.
Мюнх медленно подошел к самому краю террасы и остановился, увидев людей. Их почти совершенно нагие, обожженные солнцем тела и странные позы, в которых они лежали на песке, вызывали в мозгу монаха воспоминания о виденных когда-то картинах, на которых были изображены грешники, обреченные последним судом на вечные муки. Впрочем, гул оживленных разговоров, радостные возгласы и доносившийся отовсюду смех никак не вязались с картинами ада. Женщины и мужчины, девушки и юноши, совершенно не стыдясь друг друга и нисколько не смущаясь, лежали рядом, гуляли, гонялись друг за другом. То и дело с трамплина, а то и прямо с берега бассейна какое-нибудь загорелое тело с плеском падало в воду. Юноши и девушки, искупавшись, взбирались на цветные плиты, окаймляющие бассейн.
— Ну, пошли! — торосил Балич.
Мюнх спустился на несколько ступеней и застыл.
По песку к ступеням, ведущим на террасу, шла молодая женщина в прозрачной купальной шапочке. Она была очень стройна и каждым движением, казалось, старалась еще больше подчеркнуть это. Ее обнаженное тело прикрывала лишь небольшая набедренная повязка. Еще влажная после недавнего купания миндального цвета кожа блестела на солнце.
Девушка поднялась на первую ступеньку и сорвала с головы шапочку. Волны медно-желтых густых волос рассыпались по плечам. Она откинула рукой локоны со лба, подняла голову, взглянула в сторону террасы и вздрогнула, увидев стоящего у лестницы Мюнха.
— Смотри, Кама! — воскликнул Ром.
Но Модест уже и так узнал ее. Он изумленно смотрел на девушку и не мог выдавить из себя ни слова.
Еще минуту назад он не был уверен, еще колебался. Теперь, когда их глаза встретились, он уже не сомневался… Это была она!
Он нервно сжал веки. Хотел отогнать от себя этот образ, это дьявольское наваждение.
Но образ не исчезал.
Ему оставалось только одно — бежать! Он резко повернулся и, перескакивая через ступени, бросился к выходу.
Балич догнал его уже в глубине аллеи.
— Мод! Что с тобой?!
Он схватил монаха за руку, но тот вырвался, будто рука Балича жгла его раскаленным железом.
— Отойди! Отойди! Не подходи ко мне! — почти кричал он.
— Мод! Успокойся! Что с тобой?
— Не мучай меня! Уйди! Во имя Отца и Сына…
— Успокойся! Давай сядем здесь, на траве. — Ром опять протянул к нему руку.
— Нет! Нет! Прочь! Прочь! Изыди! — Мюнх отчаянно шарил глазами по траве.
— Послушай, Мод…
Монах быстро наклонился и схватил лежащий у ног камень.
Ром не собирался отступать.
— Мод, это же глупо…
— Изыди! Изыди, не то… — предостерегающе крикнул Мюнх в замахнулся.
Ром отступил. Положение становилось серьезным.
— Что тут происходит?
Оба одновременно повернули головы.
Со стороны душевых к ним шел Микша.
— Стеф! — отчаянно закричал Мюнх и кинулся к нему. — Забери меня отсюда, Стеф! Забери! — он нервно схватил астронома за рукав.
— Хорошо. Пойдем. Так, пожалуй, будет лучше…
— Не ожидал я такой реакции, — начал было Балич, но Микша прервал его:
— Глупее не придумаешь!
— Я хотел…
— Уж лучше помолчи. Прошу тебя! Поговорим позже…
VIII
Микша долго не возвращался. Дарецкая несколько раз пробовала дозвониться до него, но напрасно.
Балич больше не пытался скрывать волнения. Он нервно метался по кабинету с такой отчаянной миной, что Кама не решалась укорами усугублять его и без того угнетенное состояние.
Наконец почти после двух часов ожидания коренастая фигура Стефа появилась в приоткрытых дверях.
— Однако я не такой уж плохой дипломат, — бросил он с порога. И, закрывая за собой дверь, добавил: — Пожалуй, что-нибудь из этого получится…
— Вы слишком долго говорили…
— Он меня дьявольски измучил, — вздохнул Микша, садясь. — Но я не жалею. Разговор был кретинский, но в общем-то дело не так уж скверно.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Он ждет тебя, Кама! И с нетерпением.
— А есть ли смысл? Сейчас?
— Наверняка. Однако сначала мы должны поговорить втроем.
— Что он говорил обо мне? — неуверенно спросил Балич.
— Ой, Ром, Ром, заварил ты кашу!.. И тебе самому придется ее расхлебывать!
— Как это понимать?
— Тебе нельзя появляться ему на глаза. Во всяком случае, сейчас. Ты для него, мягко говоря, ученик дьявола!..
— Ты не пытался ему объяснить, что…
— Пытался, но впустую. Все гораздо сложнее, чем ты думаешь. Честно говоря, в этой стычке я вынужден считать тебя потерянной позицией. Во всяком случае, сейчас.
Брови Балича гневно сдвинулись.
— Вот как? Понимаю… — начал он укоризненно. — Спасая авторитет Камы, ты пожертвовал мною.
— Пожалуйста, не прерывай! Дело не в том, Кама это или кто-либо другой… Важно сохранить влияние на Модеста.
— Ты хочешь сказать, что тебе безразлично, кто будет продолжать исследования?
— Почему же? Не безразлично! Но…
— Дайте-ка сказать и мне, — вмешалась Кама. — Дело не в авторитете, а в доверии. Это во-первых. Во-вторых, я не намерена быть предметом культа и поэтому просила еще до этого глупейшего инцидента, чтобы Ром противодействовал таким тенденциям.
— Вот теперь уж и я не знаю, кто пытается сделать из меня идиота, — вздохнул Микша.
— Подожди! В-третьих, Ром поступил неправильно, затащив Мода на пляж. Чрезмерное рвение не рекомендуется.
— Кама! Бью себя в грудь! — Ром немного остыл. — Три ноль в твою пользу! Признайся, Стеф, она одним ударом положила на лопатки нас обоих. Но может, она готовит и четвертый удар?
— Да. Есть и четвертый. Боюсь, Стеф, ты испортил все, если пытался восстановить мой авторитет так, как ты говоришь.
Воцарилось молчание. Микша глядел на Каму и улыбался.
— Ты кончила?
— Да.
— Ну, а сейчас, если позволите, я попробую ответить. Итак, во-первых, вы оба пытаетесь мне вдолбить, что ради спасения позиций Камы я старался укрепить Мода в убеждении о ее божественном или небесном происхождении. Я вовсе не сказал, что именно таким образом пытался восстановить твое положение. Во-вторых, хоть я и считаю, что Ром сует нос в чужие дела, я вовсе не собирался его обидеть или приуменьшить его роль в выяснении загадки происхождения Модеста. Мой разговор с Модом лишь начало! Я бы сказал, первая разведка. Просто, обдумав все, я пришел к выводу, что в данный момент будет лучше, если Ром исчезнет из поля зрения Мода. Чересчур настойчивые попытки убедить его, что он должен верить тебе, Ром, могут привести к совершенно неожиданным результатам. Я посеял бы неверие в себя самого. Ты скажешь, что это эгоизм. Может, так оно и есть. Но зачем ставить на карту все? Не лучше ли двигаться вперед постепенно? Когда я расскажу вам, как обстоит дело, вы, вероятнее всего, согласитесь со мной.
— Так говори же наконец, — нетерпеливо сказал Балич.
— Я говорил тебе, Ром, что ты заварил кашу. Однако должен тебя утешить: нет худа без добра.
— Так, значит, ты признаешь… — обрадовался Балич. — Мое лечение шоком помогло?
— Не спеши. Последствия этого шока совсем не такие, каких ты ожидал. Сдается мне, я сделал одно открытие: из нашего с Модом разговора совершенно определенно следует, что мир, в котором он — а вместе с ним и все мы — сейчас живет представляется ему миром нереальным.
— Нереальным? — вопросительно протянул Балич.
— Это мир мнимый. Все, что Мюнх видит и слышит, не существует. Все это создано добрыми или злыми силами. Какими именно, он не знает. И именно это удручает его больше всего.