Девушка с трудом пошевелилась.
— Они уже должны быть здесь… Должны прилететь, — услышал он ее шепот.
Он почувствовал комок в горле.
— Кто? Кто?! — со страхом и одновременно с надеждой спросил он.
— Они должны нас отыскать. Нас уже должны искать… Автоматы передали аварийный сигнал… На аэродромах получили… Наверняка получили…
— Я уничтожил… — прошептал он.
— Знаю, но… приборы еще действовали… иначе с нами было бы все кончено… Приборы успели послать сигнал… А даже если и нет… исчезновение сигнала тоже сигнал… Нас должны отыскать… Если нас найдут… в течение суток… то спасут. Мод! — крикнула она. — Свет! Свет! Смотри! Это наверняка они! Я не могу…
Он вскочил, внимательно осмотрелся вокруг, но мрак, окутавший горы, рассеивал только слабый свет Луны.
— Свет… отражение… я вижу… — нервно повторяла она.
— Это Луна…
— Смотри… смотри…
Он отошел на несколько шагов и вскарабкался на выступ скалы. Перед ним маячил в лунном свете изуродованный корпус самолета. Налево был виден темный рваный обрыв ущелья.
Вдруг кровь быстрее заиграла у него в жилах. Над самым краем обрыва он увидел мерно мерцающий красный огонек.
— Есть! Есть огонь! — радостно крикнул он.
Он спустился со скалы и побежал вниз, к Каме.
— Есть огонь! Есть! Я видел!
Он резко схватил ее руку и с ужасом почувствовал, что она холодна как лед. Он прижал ее руку к груди.
— Что ты говоришь? Что? — сонно спросила девушка.
— Есть свет! Я видел!
— Да… Я знала, что они… прилетят… Они нас спасут… Даже если… мы… замерзнем… Они вернут… нам жизнь… Жизнь…
— Скажи! Что я должен делать?!
— Я знала, что вы прилетите…
— Кама! Это я! Модест! — с ужасом закричал он. — Скажи, что делать?
— Модест! Чего ты от меня хочешь? — со страхом прошептала она. — Зачем ты меня мучаешь? Я сказала все. Всю правду…
— Что ты? Что тебе?
— Такова правда. Ты должен понять… Я не могу… ничего… Ничего другого я не скажу… Не скажу… Ты должен понять… Не хочешь мне верить? Почему? Я тебе не лгу… Нет ада… Нет рая…
Мюнх вскочил с земли и принялся кричать во весь голос. Потом долго прислушивался, но до него долетал только далекий шум ветра в горах.
Он снова призывал на помощь и прислушивался. Еще раз. И еще…
Наконец вернулся к Каме и, подняв ее с земли, двинулся к обрыву.
Вскоре он увидел свет. Свет был как будто выше и ярче. Модест шел в ту сторону, спускаясь все ниже по камням.
Он сам не заметил, как оказался под обрывом. Красный огонек теперь помигивал вверху, быстро передвигаясь по небу. Модест следил за его движением с сильно бьющимся сердцем и радостной надеждой до тех пор, пока огонек прошел зенит и начал перемещаться к северо-западу.
Теперь уже не надежда, а беспокойство возрастало в нем с каждой минутой. Когда, наконец, красная точка исчезла за вершинами гор, он понял: просто это одно из искусственных небесных тел, вращающихся вокруг Земли, какие уже не раз показывала ему Кама.
Он в отчаянии приложил ухо к груди девушки. Ему казалось, что он слышит слабеющие удары сердца. Но не ошибается ли он? Не обманывает ли его слух?
Он снова начал растирать ее тело. Оно оставалось холодным и неподвижным.
Тогда он подумал еще раз о боге, которому служил так верно и слепо… Он начал молиться, со всей страстью, умоляя небеса о спасении. Не о своем! Собственная судьба в этот момент казалась ему совершенно безразличной. Он думал только о ней.
Он не пытался разобраться в этот момент, является ли его любовь к Каме греховной или святой. Он чувствовал, что девушка умирает, и отчаянно искал спасения. Может, был в этом отчаянии страх потерять друга в этом чужом и странном мире. Может, было это раскаяние, ужас перед несправедливостью, которой никто и ничто уже не сможет исправить…
Но небо оставалось глухим.
Так, значит, бог отвернулся от него в этот страшный час?! А может, вся прошедшая жизнь действительно была ошибкой?… А если кровь, пролитая с его помощью, испепеленные тела сожженных, люди, осужденные им на муки, обвиняют его?… Обвиняют перед лицом бога?! Нет! Ведь он не творил этого от себя. Ведь он был только одним из многих безгранично преданных праведному делу… Это дело не могло быть неправедным, иначе кем был бы тот, кто его обманул? Почему он молчал, когда слуги его. творили зло?
Он уже не молился, не просил, но обвинял и грозил тому, кто не хотел выслушать его мольбы. Наконец страшная мысль, от которой содрогнулось все его естество, возникла в его мозгу. Если не бог, то, может, сатана придет ему на помощь?… Эта мысль все глубже сверлила его разум, все настойчивее требовала проверки.
И когда в приступе отчаяния он начал призывать силы ада, он знал, что уже нет возврата. Он чувствовал, что разрывает последние связи со всем, чему был безгранично верен многие годы.
Однако напрасно он обольщался. Ад молчал.
Мюнх шел все медленнее. Он не чувствовал холода, только страшную усталость и сонливость.
Он спотыкался все чаще. Падал, поднимался и снова падал. Наконец, уже не в силах больше нести тело девушки, он упал и замер.
Он не слышал и не видел ничего: ни шума двигателей опускающейся машины, ни зажегшейся вдруг высоко над ущельем искусственной звезды, рассеивающей солнечным светом тьму ночи.
ФРАНЦИЯ
ПЬЕР БУЛЬ
БЕСКОНЕЧНАЯ НОЧЬ
Меня зовут Оскар Венсан. Я холостяк. У меня небольшая книжная лавка в квартале Монпарнас. Мне недавно исполнилось пятьдесят лет. Я, как и все, участвовал в войне. На мой взгляд, одной войны вполне достаточно для человеческой жизни.
Я много читаю. Меня интересуют новинки науки, литературы и философии. Иногда я размышляю над проблемой существования, и это вполне удовлетворяет мою потребность в таинственном. Меня восхищает изобретательность ученых, которые сумели расколоть атомное ядро. Легкая дрожь восхищения охватывает меня, когда я подумываю, что родился в этом веке.
Только и только случаю обязан я тем, что окунулся в это необыкновенное происшествие. Я не испытываю за это чувства благодарности к случаю, но и не проклинаю его. Я немножко фаталист. Но мне бы очень хотелось знать, как я сумею из этого выбраться.
История эта началась вечером 9 августа 1949 года. Я сидел на террасе «Купола». У меня уже вошло в привычку бывать здесь в летние дни, попивая свежее пиво и разглядывая прохожих. Так было и на этот раз. Передо мною лежала развернутая газета, и, когда я уставал смотреть на прохожих, я опускал глаза, чтобы прочесть несколько строк.
Я подумывал о том, что все шло не так уж плохо.
Именно в этот момент в мою жизнь вошел бадариец, вошел с той властностью, которая свидетельствовала о его незаурядной личности.
Уже несколько минут мое внимание было привлечено человеком, который три раза проходил мимо моего стола, в упор разглядывая посетителей. Он был облачен в красную римскую тогу: эта деталь меня поразила куда меньше, чем что-то странное и совершенно новое в его лице: может быть, благородство его черт? Быть может, его высокий и величественный лоб или олимпийский изгиб его носа? Или, возможно, бронзовый цвет кожи, подобного которому я никогда не встречал? Значительно выше среднего роста, он странным образом напоминал мне египетского бога, который облачился бы вдруг для забавы в римскую тогу.
Я наблюдал за его движениями. Он снова медленно прошел передо мной, ступая несколько неуверенно; можно было подумать, что он заблудился и не решается спросить дорогу. Наконец он, по-видимому, принял решение и сел за соседний столик. Официанту, который подошел к нему, он показал на кружку, стоявшую передо мной, движением, которое должно было означать: «то же самое». У него был растерянный вид. Я заметил, что этот человек привлек не только мое внимание: недалеко от меня сидел невысокий господин в очках, с лысым черепом, который буквально пожирал его глазами.