Целиком поддерживаю. Раньше — до Хвори, в смысле, — мы с ума сходили по «Твиттеру», «Фейсбуку» и прочей фигне и швырялись словами направо-налево. Весь мир, блин, знал, когда ты сходил отлить. Нам было влом рожать мысли, достойные жить в веках. Люди решили, будто книги — штука бесполезная, а всякие гаджеты типа «Киндла» — улет и отпад. А ведь какое чмошное название — «Киндл»! Слово-то это означает «поджигать». Вот вам и скрытое послание от электронной книги: «А раскиндлю-ка я костер из сраных бумажных книжек».
Ну и где сейчас все эти технологии, которые должны были хранить кучу добра? Какой толк от них без электричества? Когда полетели серверы, вместе с ними улетучились статусы, твитты и блоги. Испарились, будто и не было их никогда; а ведь и правда не было — в реале. Люди запаниковали. Двадцать лет назад они слыхом не слыхивали про электронную почту, а теперь, значит, Интернет оказался жизненно важен для их душевного здоровья.
С книжками все по-другому. Книжки, они под рукой. Мысли могут храниться на бумаге веками. Понадобится тебе что-нибудь — вот оно, читай. Текст не нужно выцарапывать из воздуха или восстанавливать из центра хранения данных в каком-нибудь, блин, Нью-Джерси.
Так что последнее слово осталось за книжками. Через пять лет ни один черт не вспомнит наши с Джеффом сегодняшние приключения. Разве только сам Джефферсон запишет их в свой чудный блокнот, или какие-нибудь пришельцы считают информацию с наших костей. А вот Гек Финн будет сплавляться по Миссисипи вечно.
Разделяемся. Питер с Умником идут по коридору в одну сторону, мы с Джефферсоном — в другую, в зал каталогов имени Билла Бласса.
Большое прямоугольное помещение с деревянным павильоном посредине. Вдоль стен — тысячи великанских регистрационных журналов.
Джефферсон. Вот так искали книги в докомпьютерную эпоху. Находишь нужное тебе название в одном из этих толстых каталогов, пишешь его номер на маленькой синей карточке. Карточку отдаешь библиотекарю, а тот кладет ее в стопку с другими карточками и — в специальную капсулу, которая движется по пневмопроводу.
Я. Угу.
Джефферсон. Пневмопровод — от греческого слова «pneuma», дыхание.
Я. Угу.
Джефф тушуется.
Какой же он ботаник, просто прелесть. И краснеет, как девица.
Джефферсон один за другим вытаскивает с полок каталоги. Нужный журнал никак не попадается. Я разглядываю зал и поражаюсь чистоте. Ни пылинки!
Я читала, что пыль — это в основном частички человеческой кожи. Может, поэтому тут… Нет людей — нет пыли?
Джефферсон. Пойдем.
Он входит в дверь напротив той, через которую мы вошли. Над ней золотыми буквами выведено:
«Хорошая книга — драгоценный жизненный сок творческого духа, набальзамированный и сохраненный как сокровище для грядущих поколений»
Топаю за Джефферсоном через небольшой холл…
…и попадаю в самый прекрасный зал на свете.
Представьте себе пещеру из дерева и мрамора. Высокие арочные окна с металлическими балконами. Потолок — закатное небо с серо-розовыми облаками в коричневато-золотой резной рамке. На цепях, как перевернутые вверх ногами торты, висят гигантские люстры с лампочками в несколько ярусов. Бесконечные ряды длинных столов из дерева медового цвета; на них — золотые лампы. Посредине этого супервысокого, суперширокого пространства — маленький киоск, будто пограничная будка.
Я. Твою ж мать…
Джефферсон. Ш-ш-ш. (Улыбается.) Нельзя ругаться в библиотеке.
Я улыбаюсь в ответ.
Джефферсон вдруг серьезнеет.
Джефферсон. М-м, Донна… (Будто собирается попросить меня о чем-то грандиозном и никак не может решиться.)
Я (с подозрением, заметив его странное поведение). Что?
Джефферсон. В общем… ты ведь знаешь, мы знакомы уже давным-давно…
Я. И?
Джефферсон. И вот. Я хочу. Сказать кое-что. (Подавился, что ли?)
Я. Ну так… типа выкладывай.
Джефферсон. В общем, дело такое. (Кашляет.) Донна, я тебя люблю. То есть влюблен в тебя. Не знаю, есть ли разница. Просто хотел сказать.
Ой-ей.
Глава 13