Все же Будда не должен был отказываться от сына. Бросать детей подло — и мировоззрение тут ни при чем.
Выходим из гостиницы. Оказывается, мы на Сорок четвертой улице — сюда нас вчера пригнал ужас. Светит солнце, воздух свежий.
Поворачиваем на восток, в сторону Пятой авеню. Настороженно оглядываемся.
Без винтовки мне неуютно. Руки сильно укоротились и стали неуклюжими. Я будто голоса лишился. Ведь разговариваем мы теперь с помощью оружия.
Пятая авеню. Закопченная аптека «Дуэйн Рид», канцтовары «Скрепка», магазин бытовой электроники «Лучшая покупка». На маркизе нацарапано:
Не, братаны, лучшая покупка — в моем магазине.
На земле — большая стрелка, нарисованная краской: «ПОДОЖДИ УМИРАТЬ! ОСТАЛОСЬ ВСЕГО ДВА КВАРТАЛА!»
Похоже на ловушку из арсенала мультяшного Койота, который вечно гонялся за Дорожным Бегуном. Резко приказываю остановиться и в одиночку, петляя, перебегаю через дорогу. Ребята сначала озадаченно за мной наблюдают, потом несутся следом, корча рожи и повторяя мои зигзаги. Весело им.
Идем дальше по Сорок четвертой. Слева магазин одежды «Брукс брозерс», справа — «Корнелл-клуб».
— Это вроде университет? — спрашивает Пифия.
— Да, — киваю я.
— Ты собирался в него поступать? — интересуется Донна.
— Не-а. Я ходил сюда на разведку зимой. Было жутко холодно. И уныло.
Все смеются.
На углу Питер предлагает двигаться к Базару по Сорок второй — «из эстетических соображений».
— Хочу для разнообразия войти в него не сзади, — поясняет он.
Фраза получилась двусмысленной, и Питер расплывается в улыбке:
— Оба-на! Зашутил.
Сворачиваем направо, на Мэдисон-авеню. Мне повсюду мерещится Скуластый с дружками. Мест для засады тут предостаточно. Строительные леса, входы в метро, низкая крыша на Сорок второй улице.
Донна с Пифией, не замечая опасности, о чем-то шепчутся, хихикают.
Вдали, за вереницей зданий вырастает мой любимый нью-йоркский небоскреб, Крайслер-билдинг. Я всегда страшно расстраивался, когда его взрывали в фильмах. Шпиль сверкает как ни в чем не бывало.
Показалась горстка одиночек — словно муравьи, спешащие к муравейнику. Мы невольно сбиваемся тесней, но они не обращают на нас внимания. Их цель — Базар. Чужаки толкают тачки, магазинные тележки, тащат туго набитые яркие рюкзаки, замызганные до невозможности. Все вооружены, некоторые — огнестрелом. Замечаю пару «глоков», несколько дробовиков, но в основном у них популярная AR-15 в разных модификациях.
Я скучаю по своей винтовке. Надеюсь, это не признак сумасшествия?
Одежда на чужаках из разряда «что под руку попало», ужасно грязная. Раньше я принял бы их за бездомных. Впрочем, все мы теперь в каком-то смысле бездомные. Ближе к Базару народу прибывает. Тут встречаются ребята и понарядней, можно сказать — модники; мелькают костюмы, воинские мундиры. Боевая раскраска лиц, татуировки, бронежилеты, шрамирование.
А на самых подступах к Базару сидят попрошайки.
Таких юных нищих я видел лишь однажды — у Томпкинс-сквер-парка, еще до Случившегося; они, видимо, сбежали из дому. Те ребята балансировали на самом краю социальной пропасти.
Эти — в пропасть уже рухнули. Все мы туда рухнули. «И все стали нищими», — думаю я и покрепче перехватываю гостиничную наволочку, заменившую мой рюкзак. Превратились в бродяг с сумой на плече, в падальщиков. На задворках общества не может быть нормального общества.
Или может? Почему я не встречал побирушек в других местах? Да потому, что никто им там не помогает. Они гибнут от голода или собственной руки, их убивают и даже — Господи, помилуй! — едят. Раз здесь, рядом с Базаром, люди просят подаяния, значит, в них живет надежда на помощь, пусть и совсем слабая. Значит, тут с ними чем-то делятся. Может, общество у нас все-таки есть? Хоть какое-то? Глубокая мысль.
Донна считает меня мечтателем. А я верю в нашу способность все восстановить. И даже сделать лучше, чем было раньше. Донна цепляется за прошлое. Горюет по паршивому утраченному миру. «Айфон» с собой носит — как будто тот однажды зазвонит. «Алле, компания «Эппл» беспокоит. Мы хотим вознаградить вас за преданность. Вы продемонстрировали удивительную верность компании, и вам воздастся».
Бывший вокзал построен из песчаника и украшен колоннами. На уровне второго этажа в углу балюстрады восседает на шаре каменный орел. Он теперь красно-сине-белый, а шар раскрашен под глобус. Над главным входом — большие часы с золотыми стрелками, еще выше — трое богов, безучастно на нас взирающих. О них я знаю из школьной экскурсии. Гермес в крылатых сандалиях, олицетворение скорости; Геракл — сила и мощь; Минерва — покровительница ремесел. Последняя прижимает руку ко лбу, будто у нее мигрень.