Любил, как мне казалось, Донну. Или до сих пор люблю. Хотя не понимаю — как же тогда то, что случилось с Кэт? Если я люблю Донну?
Может, дело в том, что Кэт поддалась?
То, чего я давно хотел, о чем гадал, преподнесли мне на блюдечке с голубой каемочкой. Угощайся, Джефф. Все, что с Донной было сложным и недостижимым, оказалось таким простым!
Или, может, это Кэт такая простая.
Я-то ладно, я — парень. Я простым родился.
Может, у нас с Кэт обычные шуры-муры.
Может, она — моя судьба.
Может, мне надо позаботиться о сохранности музея, чтобы люди помнили свои великие творения.
Может, его лучше сжечь и посмотреть, заметит ли хоть кто-нибудь.
Стоя в темной внутренней галерее, я любуюсь натюрмортом с черепом, как вдруг слышу шаги.
— Кто здесь? — кричу.
Нет ответа.
Из темноты совсем с неожиданной стороны выходит Кэт.
— Спасибо, — говорит она. — Что заступился за меня.
— На здоровье.
— Мне было одиноко. — Она смотрит в пол. — Твоим я не нравлюсь.
— Они просто… просто… не привыкли к тебе.
Вообще-то Кэт не выглядит ни одинокой, ни грустной.
— А тебе я нравлюсь? — Она подходит ближе, поправляет волосы.
— Конечно, нравишься.
— Докажи.
— Как?
Кэт смеется и бросает сумку на пол.
Стягивает через голову рубашку.
Я прикрываю рукой фонарь у себя на лбу. А то Кэт в этом ярком свете… Неловко как-то.
В голову ничего не приходит, и я брякаю:
— Кэт, мне тут надо кое-что обдумать…
— Не надо, — отвечает она и целует меня.
Льнет ко мне всем телом. Сердце взрывается.
— Спасибо, что заступился за меня, — с улыбкой шепчет Кэт.
Я роняю все из рук.
Пол, оказывается, не такой уж и твердый. Не постель, конечно, но все в мире относительно. Кэт мягкая и теплая.
— Мы будто в романе «Из архива миссис Базиль Э. Франквайлер, самого запутанного в мире», — говорю я и тут же об этом жалею.
— Чего? — переспрашивает Кэт.
«Молчи», — подсказывает мозг, но я не могу.
— Про то, как одна девочка со своим младшим братом сбежала в музей «Метрополитен» и стала в нем жить.
— А.
Лежим молча, я ругаю себя за идиотизм.
— Какой у нас план, босс? — произносит Кэт, наматывая на пальчик мои волосы.
— Наш план идти на север, потом на восток, к мосту Трайборо.
— Значит, через территорию конфедератов. Выйдем в северо-восточном углу парка. Эван тебя ненавидит. Он от нас не отстанет.
— Кто такой Эван?
— Тот, кто привел экспедицию на Вашингтон-сквер, — поясняет Кэт.
— А, скуластый парень? И чего привязался?
— Он… — Она отводит глаза.
— Твой парень? — осеняет меня.
Кэт смеется. Невесело.
— Мой брат.
— Твой брат? — Ко мне наконец возвращается дар речи.
— Наверное, надо было раньше тебе сказать.
— Да, наверное.
Ну да, теперь понятно.
— Не парься, — говорит она. — Эван ищет меня не потому, что волнуется. А потому, что считает своей собственностью. Своей и своих дружков.
Кэт сжимается.
Своей и своих дружков…
— Почему ты не сбежала? — спрашиваю я и только потом понимаю: именно это она сейчас и делает. — Прости.
— Хватит извиняться. Можно подумать, тебе не все равно.
— Не все равно.
— Ты такой же, как все.
— Не такой.
— Такой! Люди — подонки.
Теперь сжимаюсь я. Неловко ерзаю, и Кэт поворачивается на бок, спиной ко мне.
— Не знаю. Может, ты и не такой, как они. Может, другой.
— Да, другой.
Никудышный.
— Возможно.
Помолчав, она вдруг добавляет:
— Эта девчонка, Донна, тебя хочет.
— Не хочет.
— Хочет-хочет, — смеется Кэт. — Изревновалась вся.
Пытаюсь оценить обоснованность этого заявления.
— Не замечал.
— Ты ж парень. Значит, бестолковый. Она мечтает от меня избавиться и хочет тебя.
— Нет. Не хочет. У нее была возможность. Донна не захотела.
— Хм, романтическая история? — Кэт садится. — Все хорошие мальчики уже заняты. М-да.
От этого «м-да», такого снисходительного, в душе вдруг что-то кольнуло. Отголосок потери там, где чувств я уже не ждал.
Кэт встает, сгребает одежду в охапку и уходит в чем мать родила.
— Ты куда?
Тишина в ответ.
Полежав в одиночестве еще немного — за это время я успел два или три раза побиться головой об пол в приступе самоуничижения, — иду к ребятам.
Не удивлюсь, если Кэт сбежала. Нет, вот она, в итальянской спальне с обалденной лепниной, сидит на розовой постели и оттирает влажными салфетками ноги.