Отвечать Командору я не стал.
С восхищением и уважением к прошлому, создавшему эту потрясающую красоту и силу, я долго стоял на балкончике и думал: как всё-таки странно схожи бывают изобретения…
Прямо с балкончика я полез наружу по жутко головоломным лестницам. Все они были снабжены огоньками-указателями и привинчены к отвесной стене. Забавно оказаться посередине пути, если Командор погасит указатели: висишь себе над пропастью, и лестниц вокруг целые толпы и пучки. И куда ни полезь — вечно получается, что лезешь ты вверх и вбок, но никак не вниз, чтобы вернуться на исходную и отдохнуть, и не вверх, чтобы выбраться из ловушки.
Хитрая штука эти лестничные лабиринты.
Развинтив люк, я осмотрелся и вылез на разбитый бетонный язык, похожий на взлетно-посадочную полосу. Люк втянуло обратно, и его очертания безукоризненно вписались в узор трещинок на покрытии.
Дул сильный ветер, чуть не срывая с моего плеча рюкзак. Ободранный плащ и вовсе грозился лопнуть пополам и улететь. Тучи ползли чёрные, с оливковой изнанкой. Нездоровые тучи. Солнца я не увидел вовсе. Вместо него по небу тащилась прямоугольная дрянь, похожая на взмывшую ввысь пачку сигарет.
Тихонько гудел напряженный воздух. Вдали все так же покачивался город-корабль, но теперь он явно готовился затонуть — с него бежали крысы. Ровными рядами, пригнувшись, с короткими стволами наперевес, они бежали размеренно, но торопливо.
Перед ними, судорожно вращая колесами и гусеницами, катилась тяжёлая техника, укрытая серыми сетками с какими-то лоскутами, торчащими во все стороны.
Все это бежало и ехало прямо на меня — оставалось каких-то полкилометра. Чертово поле было пустым. Ни ангара, ни склада. На мне все ещё держалась защита-невидимка, которой Командор снабжал вылезающего из его норок «суслика», но жить ей оставалось не больше пяти минут.
Бежать пришлось наобум — если не видишь, куда прятаться, это не значит, что нужно торчать посередине. Сбоку от летной полосы я нашёл-таки укрытие — какую-то странную траншею, выбитую в бетоне. Ветер надел мне плащ на голову, сзади послышалось размеренное «гр-р-а-х» и понесло запахом машинного масла и горячим железом.
В траншее было тесно, и я сжался как мог. Прямо надо мной с диковинным стрекотом, наклонив вперёд круглый нос, пронеслась великолепная штуковина — вертолёт с красной полосой на белом боку. На полосе красовалась надпись — «С днем свадьбы!», но торчащего с автоматом наперевес синдромера она не смущала. Он строго смотрел куда-то вдаль и меня не заметил.
Чёрная лавина все не кончалась. Неужели где-то набралось столько людей, мельком подумал я. Уму непостижимо, здесь их… очень много.
Сначала мне показалось, что они бегут куда-то далеко и собрались штурмовать какой-нибудь замок прекрасной принцессы или что-то в этом роде, но новый порыв ветра пронесся по полосе при идеальной тишине.
Синдромеры остановились, медленными боковыми шажками расправили свои ряды и вдруг сомкнули их в странный квадрат, выставив технику по периметру.
Все снова стихло, и из тумана, из смутных очертаний предгрозовой мглы выступили высокие фигуры. Они шли, преувеличенно глубоко сгибая колени и раскачивая длинными руками. Шли ровным клином — стоило одному полностью выйти из тумана, как по крылам строя показывались двое следующих.
Белые выпуклые тела смахивали на акульи, и поневоле хотелось найти на них раскрытую пасть, но её не было.
Величественные и прекрасные, они вышли на полосу, и я весь вытянулся в своем окопе, судорогами прихватило пальцы рук, и если бы моё сердце находилось в грудной клетке, я бы точно ощутил, как оно нетерпеливо колотится, потому что чувствовал пульс в висках и запястьях.
Моего «сайлента» не было. Хоть они и были одинаковы, но свой я узнал бы сразу, ведь разница есть даже между близнецами, так почему же ей не быть между «сайлентами»?
Были другие — я узнал Реллика — он торчал впереди, как вожак стаи, отправляющейся на юг. Позади держались «сайленты» Лондона и Тенси, похожие друг на друга, но всё-таки различимые.
Ещё несколько «сайлентов» казались вполне узнаваемыми, но нигде не было видно даже намека на «Тройню».
На меня упала тень, ледяная и дурно пахнущая тень — климатическая платформа, которую я приметил с самого начала, опустилась ниже и поволоклась на критичной для неё высоте.
Я видел её осыпающееся брюхо и маленькие плитки-носители, заправленные под завязку, и оттого мутные, словно спящие в древесной коре личинки.
Синдромеры тоже приметили платформу и разом — все как один, вытянули из шлемов рыльца очистных масок и накрылись черными блестящими плащами с длинной изогнутой трубкой на спине.