На праздник Суккот приехал из Самарии в Иерусалим богатый эфраимит, земледелец Хананиэль. Он привез с собою свою семнадцатилетнюю дочь Тирцу, девушку чрезвычайно умную и красивую. В числе молодых жителей Сиона, плененных красою эфраимлянки, находился также молодой Йедидия, и он решил предложить ей свою руку. С этой целью Йедидия устроил в своем великолепном дворце вечер и пригласил покровительствуемых им пророков, Хананиэля с дочерью и многочисленных друзей, в числе которых был также Йорам с двумя женами, Хаггит и Нооми.
Когда гости успели заплатить первую дань проголодавшимся желудкам изысканными блюдами да утолить свою жажду несколькими кубками пенящегося старого вина, Йедидия наклонился к сидевшему по правую его руку Хананиэлю и тихо сказал:
— Дочь твоя — красавица; она цветет и благоухает, как начинающая распускаться пышная роза. Отчего бы не пересадить тебе эту восхитительную розу к нам, в Сион, куда стекается все возвышенное и прекрасное?
— С удовольствием пересадил бы сюда мою розу, — ответил с улыбкою Хананиэль, — если бы нашелся подобающий для нее сад, где за нею был бы хороший уход и где бы она вдоволь орошалась небесной росою.
— Я был бы счастливейшим человеком, — сказал с замиранием сердца Йедидия, — если бы мой дом оказался достойным садом для твоей прелестной розы. Моя любовь была бы для нее небесною росою, а что касается моего достатка, то, право, Господь ни в чем меня не обидел.
— Уже около года, — сказал Хананиэль, — как молодые вельможи из колена Эфраима добиваются руки моей дочери, но ни один из них не пришелся ей по душе, и она решила предпочесть иерусалимца, если придется ей по вкусу. Поговори с нею, мой друг, и, если она согласится, я буду очень рад и во имя Бога благословлю ваш союз.
По окончании ужина Йедидия улучил минуту, когда Тирца была одна, и, подошедши к ней, с сердечным трепетом сказал:
— Любопытно знать, красивая эфраимлянка, какое впечатление произвели на тебя Сион и его жители?
— Сион, — ответила с очаровательною улыбкою красавица, — в моих глазах рай, а жители его — ангелы Божии.
— Твое мнение, милая Тирца, если оно относится ко всем без исключения сионцам, придает мне много гордости.
— Все сионцы вправе гордиться, если они на тебя похожи.
— Подобный отзыв из таких прелестных уст меня несказанно радует, и как бы я был счастлив, если б услышал нечто подобное от моей невесты, когда она у меня будет!
— Твоя невеста верно не хуже будет отзываться о тебе — она и будет счастливейшей из женщин.
— Дорогая Тирца, не согласишься ли ты попробовать этого счастья? — спросил взволнованный молодой человек, взяв за руку не менее взволнованную красавицу. — Осчастливь меня твоей прелестною рукою, и я буду блаженнейшим человеком в мире.
— Это зависит от моего отца, — сказала вся зардевшаяся девушка. — Поговори с ним, и с его согласием получишь мою руку и сердце.
Тут к молодым людям подошел издали наблюдавший за ними Хананиэль и сказал:
— Понимаю, о чем между вами идет разговор, и советую тебе, дорогое дитя мое, согласиться на просьбу благородного Йедидии. Лучшего мужа тебе и не надобно: я нахожу его прекраснейшим человеком из всех молодых людей, которых когда-либо знал.
— А прелестная Тирца, — заметил с улыбкой Йедидия, — находит меня не человеком, но ангелом.
— Тем и лучше, — радостно сказал Хананиэль, — и я, словно Божий посланец, соединю ваши сердца и вашу жизнь. Будьте же, мои дорогие дети, счастливы, и да благословит вас Господь, обитающий в Сионе!
— Об одном, дорогой Йедидия, попрошу тебя, — сказала красавица, — из всех молодых людей, искавших моей руки, я избрала одного тебя, пусть и я на всю жизнь буду у тебя одной.
— Согласен, милая! Клянусь, что никакая женщина никогда не вытеснит тебя из моего сердца и не помешает нашему счастию.
В тот же вечер между Йедидией и Тирцой состоялась помолвка, а через неделю — свадьба, по случаю которой было роздано много милостыни бедным, а пророки и их ученики были наделены богатыми подарками.
Первый год замужества Тирцы Хананиэль провел в Иерусалиме и, живя в доме дочери, имел возможность разделять ее радость и счастье, ибо она всем сердцем полюбила мужа, который, в свою очередь, окружил ее заботой и нежной любовью.
Срок пребывания Хананиэля в Иерусалиме близился к концу, когда на юге Иудеи разгорелась война с филистимлянами, успевшими уже перейти границу и завладеть несколькими иудейскими городами.