Диокл же говорит, что это Диоген убедил его отдать свои земли под общественное пастбище, а все деньги бросить в море.
88 Говорят, что в доме Кратета [бывал] Александр, а в доме Гиппархии — Филипп[59]. Нередко он гнал палкой тех из своих родственников, которые приходили и пытались уговорить его отказаться от своих намерений. Он оставался непоколебим. Деметрий из Магнезии рассказывает, что Кратет сделал вклад у одного банкира с условием: если его дети окажутся людьми ординарными, то он должен отдать им деньги, если же они станут философами, то раздать их народу, ибо, став философами, они не будут ни в чём нуждаться.
Эратосфен сообщает, что от Гиппархии, о которой пойдёт речь ниже, у него был сын по имени Пасикл. Когда тот стал взрослым юношей, он отвёл его в дом терпимости и добавил, что таков был и отцовский брак.
89 Брак, который влечёт за собой разврат и прелюбодеяния, говорил он, трагичен, ибо его следствием являются изгнание и убийства, а браки тех, кто вступает в связь с гетерами, дают сюжет для комедий, так как распутство и пьянство приводят лишь к безумию.
У него был брат Пасикл, ученик Евклида.
Фаворин во второй книге своих «Воспоминаний» рассказывает следующую забавную историю. Вступившись однажды за кого-то, Кратет стал упрашивать гимнасиарха, коснувшись рукой его бедер. Когда тот пришёл в ярость, он сказал: «Разве твои ляжки чем-то отличаются от колен?»[60] Он говорил, что невозможно найти человека, который никогда не совершал бы ошибок, подобно тому как в гранате среди зёрен всегда найдётся хоть одно, да гнилое. Раздразнив однажды кифареда Никодрома, он получил от него здоровенную затрещину, оставившую след на лице. Тогда он прилепил на лоб записку: «Сделано Ннкодромом».
90 Он нарочно ругался с проститутками, чтобы приучить себя к поношениям.
Деметрия Фалерского, приславшего ему хлеба и вина, он попрекал словами: «О, если бы источники приносили и хлеб!» Из этого ясно, что пил он только воду. Когда Кратет получил замечание от афинских астиномов[61] за то, что надел кисейное покрывало, он сказал: «Я докажу вам, что и Феофраст ходит в кисее». Когда они не поверили ему, он повёл их в цирюльню и показал на Феофраста, которого в то время брили. В Фивах он был избит гимнасиархом (по другим сведениям, в Коринфе Эвтикратом), и, когда его волокли за ноги, он, не теряя присутствия духа, декламировал:
91 Диокл, однако, утверждает, что это сделал с ним Менедем из Эретрии, Этот Менедем был красив и, кажется, состоял в интимной связи с Асклепиадом из Флиунта. Кратет похлопал его по заду, приговаривая: «Вот где гостит Асклепиад». Тогда Менедем рассвирепел и поволок его, а он прочёл стихи, процитированные выше.
Зенон Китийский в своих «Хриях» рассказывает, что Кратет был настолько ко всему безразличен, что даже пришил к своему плащу заплату из кусочка овечьей шкуры. Лицом он был безобразен и, когда занимался гимнастическими упражнениями, над ним смеялись. Поднимая руки, он обычно говорил: «Будь уверен в своих глазах и теле, Кратет.
92 Придёт время, и ты увидишь, как эти насмешники, уже давно измученные болезнями, сочтут тебя счастливым, а себя самих будут бранить и поносить за свою лень». Он любил говорить, что философией нужно заниматься до тех нор, пока военачальников не станут считать простыми погонщиками ослов. Те, кто живёт среди льстецов, говорил он, так же беспомощны, как телята в стаде волков. Ни тем, ни этим нельзя помочь — кругом одни враги. Чувствуя приближение своего конца, он пропел, обращаясь к самому себе, следующие стихи:
Годы пригнули его к земле.
93 Когда Александр спросил его, хочет ли он, чтобы его родной город был восстановлен, он ответил: «Зачем? Придёт, пожалуй, новый Александр и снова разрушит его». Он говорил, что его родина — безвестность и бедность, неподвластная даже судьбе, и что его соотечественник Диоген — человек, недоступный зависти. Он упомянут в комедии Менандра «Сёстры-близнецы». Вот это место:
60
Древние, обращаясь к какому-нибудь важному лицу с просьбой, касались его колен.