Шелуха всего мнимого, неверного, глупого, всех предубеждений, всех мелких страстишек, всех лживых умностей медленно скатывалась под этим взглядом.
На дороге стояли человек и лось… Долго…
А потом лось выдохнул темными пятнами ноздрей целое облако и ушел, едва слышно ступая стройными длинными ногами.
Человек почти сгинул тут. Через некоторое время холод сделал бы свое дело и следователь отдела внутренних расследований упал бы на грязную дорогу, чтобы умереть глупой, почти невозможной смертью.
Впереди показались огоньки.
Люди.
И, ощущая, как подкашиваются ноги и грузное тело валится в мерзлую лужу, Хейти со слабым удивлением увидел в неверном свете умирающего фонарика, что на людях, что спешили к нему, маскировочная форма.
Очнулся он уже в постели, когда в окно светило солнце — нечастый гость в этих краях. Несмотря на столь радужную погоду, самочувствие Хейти было не из лучших. Болела голова, и по телу пробегал противный озноб, от горьковатого привкуса во рту немного подташнивало. Утешало только одно: он ощущал себя способным добраться до дома.
Единственное, что его по-настоящему беспокоило, так это то, что он никак не мог точно припомнить вчерашний вечер. Последнее, что осталось в памяти, был большой зверь на дороге. Кажется, лось, но за точность этого воспоминания Хейти поручиться не мог. Запомнились большие и очень грустные глаза. А потом туман. Какие-то лампы, яркие, как в операционной, скрывающие лица… И все. Попытавшись прорваться сквозь эту стену света, Хейти едва не вывернулся наизнанку в приступе рвоты. Сдержался. Откинулся на подушку, тяжело дыша.
«Ну и черт с ним», — мысль ленивая, как зимняя муха, проснувшаяся в тепле дома.
— Ну? — Заинтересованный женский голос заставил Хейти приподняться. — Как дела?
Он увидел пожилую женщину, аккуратно одетую, сухонькую, с чуть вытянутым, как будто лисьим личиком. Хозяйку звали под стать внешности, Тийа Ребане (лиса (эст.)), она была владелицей хутора с не совсем поэтичным названием Kuradi tagumik (чертова задница (эст.)). Собственно, владелицей она стала после того, как нынешняя власть решила заняться возвращением земель бывшим хозяевам. То есть потомкам и родственникам различных баронов и тому подобных личностей, в изобилии проживавших на территории Эстонии до прихода советской власти. Каким боком и образом род Тийи Ребане имел отношение к некоему барону, хозяйничавшему в этих местах, сказать было трудно. Однако на чердаке, в древнем-древнем сундуке, сохранились бумаги, из которых следовало, что сей хутор, а также участок земли и небольшой участок болота, общим размером в десять гектаров, был передан бароном Людвигом фон Бертингом в собственность семейству Ребане. Из ряда деталей, наличествующих в документе, можно было сделать вывод о том, что в семье Ребане имеется даже некая толика крови того самого барона фон Бертинга.
Все это высыпалось на Хейти буквально разом, где-то минут в пять, он даже успел увидеть исторический документ, аккуратно оправленный в рамочку и выставленный на видном месте. Старушка явно не была избалована частым появлением в ее владениях незнакомых людей из города и сыпала словами, как скорострельный пулемет. При этом она собирала небольшой завтрак из натуральных чистых продуктов, подавала Хейти его одежду, неведомо как выстиранную и высушенную за столь короткий отрезок времени, и говорила, говорила, говорила.
Хейти тихо и благодарно ел, млея и наслаждаясь процессом.
— Машину вашу сыновья приволокли на буксире трактором…
— …когда нашли, вы плохи были…
— Говорят люди, большой лось в наших краях объявился. Ходит, всех пугает… Они сейчас дикие…
— Волостные власти дороги совсем забросили…
— А на хуторе у Юри жена рожать надумала, так он…
Странно, но сам тембр ее голоса действовал на Хейти очень положительно. Пропадала усталость, тошнота, головная боль и даже озноб стал прохаживаться по телу реже и как-то слабее.
Он доехал до города почти без приключений. Если не считать полицейский патруль, который прицепился к больному виду Хейти, не желая отпускать его в дорогу без штрафа и аргументируя свои действия пунктом в дорожных правилах, по которому управлять машиной в больном состоянии было нельзя. Пришлось предъявить им удостоверение работника Полиции Безопасности и злоупотребить служебным положением. Патруль отстал с недовольным видом.
Хейти поймал себя на том, что неприязнь к двум ни в чем не виноватым ментам вызвана тем, что патрульный, который прицепился к Хейти, был русским и говорил по-эстонски с явным акцентом.