Из растамановского бункера они выбрались через все тот же въезд-выезд. На долгое мучительное мгновение, когда одни ворота уже опустились, а вторые еще не поднялись, Рождественскому почудилось, что коварный толстяк решил запереть их здесь и уморить голодом. Но Растаман не стал искать на свой объемистый зад новых неприятностей. А может, в его туше еще оставалась капля совести.
Снаружи — о, чудо! — светило солнышко, пробиваясь сквозь худосочные тучки и Барьер. В солнечных лучах даже исковерканные остовы машин, руины и кучи мусора вокруг выглядели не так печально, как раньше.
— Редкая фигня, — подтвердил Бандикут, прикладывая к бровям ладонь и вглядываясь в небо. — Еще бы дождичек, и грибы полезут. — Он подумал и резюмировал: — И всех сожрут на хрен.
К манере Бандикута шутить уже привыкла даже Марина, которая учтиво похихикала.
— Рельса на прощание навестить не желаешь, Железный Доктор-врач? — поинтересовался маленький сталкер. — Нам почти что по пути, можем нанести визит вежливости. Поблагодарить за хирургический комплекс, кофию попить, например, с бубликами.
— Нет уж, спасибо, — покачал головой лейтенант. Если Растаман хотел поскорее избавиться от них, то Володя — поскорее выбраться из Зоны.
Они медленно двинулись вдоль полосы руин, обозначавших границу улицы. Марина держала в руках «карташ», для человека непривычного он был удобнее и безопаснее армгана. Остальное трофейное оружие Бандикут забрал из подвала с собой, скрутив в вязанку; снаружи, извинившись, на пару минут исчез за развалинами. Вернувшись, удовлетворенно сообщил:
— Схоронил. Потом заберу, или пусть даже поржавеет к халдейским бесам, только бы жирному не досталось. Хватит с него.
На память злонравный коротышка оставил Растаману шесть трупов, которые тому придется как-то утилизировать. С одной стороны, вроде бы и пакость, с другой — Володя не сомневался, что толстяк предварительно вытащит из мертвецов импланты и с выгодой для себя реализует, да и броню разберет на запчасти. Бандикут этого, наверное, не учел, а военврач ему напоминать не стал, чтобы зря не расстраивать.
Давно у Володи Рождественского не было такого хорошего настроения. Даже вчерашние события — смерть Бордера в том числе — казались какими-то далекими, полузабытыми. Еще и солнышко… Бандикут же, напротив, неожиданно начал озираться, потом свернул с улицы в чахлый лесок между микрорайонами, пробормотав:
— Бешеной собаке семь верст не крюк…
— Что такое? — забеспокоился Володя.
— Да ничего, доктор-врач. Предчувствие какое-то нехорошее. Больно тихо да красиво кругом, не к добру. Дай бог, чтоб я ошибался…
Сталкера они заметили слишком поздно — когда он вышел из-за огромного бульдозерного ковша, косо торчавшего из земли. Куда среди леса девался сам бульдозер, было непонятно. Впрочем, в условиях Академзоны было совершенно не исключено, что ушел сам. Володя быстро вскинул руку с армганом, делая шаг назад, чтобы прикрыть собой девушку, но Бандикут остановил лейтенанта:
— Это свой. Подождите здесь.
Коротышка направился к сталкеру, изможденного вида мужичку с большущим рюкзаком за плечами, с виду безоружному. Они переговорили о чем-то, со значением покивали друг другу, потом мужичок развернулся и торопливо двинулся на восток, а Бандикут вернулся и сказал:
— Плохо дело, братцы. Вас ищут.
— В смысле? Гончаренко?!
— Нет, не Гончаренко. То есть Гончар из центра, скорее всего, тоже ищет, но это не он. Орден. А я еще думал, чего это они так подозрительно приутихли, совсем не суют нос, куда их не просят… Там впереди засада.
— Сталкер сказал?
— Он самый. Звать Лошак. Его не тронули, он безобидный и придурковатый малость. Но засаду засек. Хорошо, что подвернулся по пути.
Володя с сомнением посмотрел вслед бредущему среди ядовитых металлических зарослей Лошаку.
— Придурковатый, говоришь? Может, привиделось ему?
— Он не в том смысле придурковатый, что засаду от незасады отличить не может. Просто он с домами разговаривает, а помимо этого вполне адекватен.