— Они скоро вернутся, — сказал Стах. — Если только не отвлекутся по пути на что-нибудь более интересное.
— Тем временем Бранд может проскочить незамеченным.
— Допустим, что так. А на что нам пленный? Ираклий пожал сутулыми плечами.
— Понятия не имею. Знаешь… я ведь успел повоевать с мирмикантропами немного больше твоего. Иногда мы брали их в плен, это точно. Говорили, что в контрразведке их обрабатывали так, что они выли от боли — это мирмикантропы-то! Человек от такой обработки загнулся бы в две секунды. И ни разу из этого не вышло никакого толку. «Химиотерапия» тоже не слишком эффективна…
— А я что говорю?
— Погоди… Если Бранд тащит сюда пленного, то он наверняка что-то придумал. Я его знаю. Он больше ничего не передавал?
Стах скривился.
— Передавал, но это совсем бред… Велит — не просит, а именно велит нам взять еще одного пленного, по возможности неповрежденного телесно и обязательно мужского пола. Чем скорее, тем лучше. Как тебе это нравится?
— Мы можем это сделать? — спросил Ираклий, озабоченно почесав лысину.
— Не собираюсь пробовать, — отрезал Стах. — По-моему, он тронулся. Не забудь, у него не так давно погиб сын. Я тут, пока тебя не было, побеседовал с Хелен, его дочерью, так она подтвердила, что отец последнее время был какой-то странный…
— Ты тоже станешь странным, если твоего сына разорвет клешняк, — возразил Ираклий. — Может, Бранд и сошел с ума, но я бы все же рискнул к нему прислушаться. Ты не против?
— Против. Но ты у нас старейшина, так что решай сам. Только когда дело дойдет до ловли мирмикантропов, на меня не очень рассчитывай. И за маскировку Цитадели я в таких условиях ответственности нести не могу.
— Потише, — предостерег Ираклий. — Этот разговор не для всяких ушей.
— Извини, — буркнул Стах. — И так тяжело, а когда под руку суются всякие сумасшедшие…
Ираклий покачал головой.
— Ты сам сказал, что мирмикантропы вернутся. Я тоже это знаю, и все знают. Они умеют искать. Нет, я не хочу сказать ничего плохого, ты лучший среди нас эксперт по маскировке, но все же рано или поздно они нас найдут, согласен? Они уже взяли это место на заметку. У нас в запасе есть несколько часов или дней, в самом лучшем случае одна-две пульсации. Ты знаешь, что случится потом. Чем мы рискуем, положившись на Бранда? В худшем случае несколькими днями крысиного существования?
— Не скажи это при всех, — проворчал Стах. — Кое-кто из наших с удовольствием перегрызет другому горло за эти самые несколько дней. Для приговоренного и час отсрочки — вечность.
— Ты стал плохо думать о людях, — укорил Ираклий.
— Я всегда о них так думал. И о себе, кстати, тоже, тут не может быть исключений. Мы люди, а не мирмикантропы. А вот ты стал оптимистом на старости лет.
— Я не понял: ты предлагаешь ничего не предпринимать? Стах промолчал.
— Так я пойду соберу охотников, — сказал Ираклий. — Помозгуем насчет второго пленного. И будем надеяться: Бранд знает, что делать.
— Тебе решать, — бросил Стах.
Прошло два часа, прежде чем навьюченный тяжелым грузом Бранд достиг Цитадели. Мирмикантропы поблизости не появлялись. Один раз далеко на востоке проплыл их громадный корабль и медленно закатился за горизонт. Понемногу вечерело. Желтое солнце, клонясь к закату, не краснело, а, напротив, светлело, заметно уменьшившись в поперечнике. Завтра оно раскалится добела.
За это время только один раз ожила спутниковая связь: Этьен Леклерк напряженным голосом сообщил, что его убежище, похоже, обнаружено. Стах дернул щекой: по части маскировки он никогда не имел к жилищу Леклерков никаких претензий. Не скалистая горушка, как у Бранда, и не лабиринт пещер, как Цитадель, — дом Этьена прятался под рукотворным озером, заполнившим горное ущелье после вроде бы естественного каменного обвала. По словам Леклерка, мирмикантропы не нашли дальних замаскированных входов, но, по всему видно, собираются взорвать запруду и спустить воду. Для чего — можно не спрашивать. Как они вынюхали полость под дном озера — оставалось гадать. Напоследок Леклерк сказал, что попытается выйти через дальний лаз, напасть на чужаков с тыла и хотя бы ненадолго отвлечь их от дома.
И попрощался.
Помощи он не просил, как не просил позаботиться о семье. Первое немыслимо без окончательной демаскировки Цитадели, а второе разумелось само собой. Конечно, лишь в том случае, если семья Этьена уцелеет, что более чем сомнительно.
Стах сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Сиди и жди. И ничего нельзя сделать. Ничего!
Ничегошеньки.
А тут еще этот Бранд со своей нелепой выдумкой…
Бранда Стах увидел очень скоро: забыв, где находятся дальние входы в Цитадель, дурень со своей ношей на плече топтался недалеко от главного входа, рассчитывая попасть в поле зрения одного из «глаз».
Хорошо еще, что у него хватило ума топтаться по щебенке, а не по мягкой земле, иначе наставил бы таких следов, что уж проще было бы повесить для мирмикантропов табличку: «Термобомбу — сюда!».
Скрипнув зубами, Стах открыл вход. Немного подумал и, поморщившись, пошел встречать: не хватало еще, чтобы давно не гостивший в Цитадели отшельник позабыл расположение и свойства ловушек! Вот угробится сейчас зазря и угробит свою идею, наверняка дурацкую…
9
— Ты думаешь, это получится? — спросил Ираклий.
— Не знаю, — тяжко выдохнул Бранд. Он устал от вопросов. — Я за то, чтобы попытаться. Хотя, если есть другие идеи, я готов их выслушать. Они есть?
— Но…
— Есть идеи или нет?
— Пока нет, — басом прогудел Георг Шнайдер. — Разве что выйти наружу и показать этим человекообразным насекомым, чья это планета.
— Смысл?
— Все лучше, чем отсиживать тут зады и ждать своей очереди. Стефанидесы, Леклерки, кто следующий?..
— Вспомни Крепость, — сказал Ираклий. — Мы уже показывали им, как умеем драться и умирать. Показывали не раз. Много ли было толку? Мы дрались и умирали, и убивали их, а побеждали все равно они. Всегда.
— Вот и я говорю…
— Тогда предлагай дело, а не бессмысленное геройство. Сколько всего мирмикантропов на поверхности — сотня, две? А сколько их осталось на орбите — тысячи? Даже если мы каким-то чудом справимся с крупным десантом, во что я ни на минуту не поверю, у противника останется достаточно средств, чтобы подогреть эту планету до полной стерилизации и избавить себя от лишних проблем. Победить мы можем, лишь уничтожив их корабль, при этом все мы знаем, что уничтожить его нам нечем. У нас есть ядерные заряды, но нет ни одной боевой ракеты. У нас есть один планетарный катер, но его сожгут еще в атмосфере. Согласен?
— О том и говорю, — повторил Шнайдер. — Что в лоб, что по лбу. Но лучше драться, чем…
— Лучше обсудить предложение Бранда. Насколько я понимаю, иных предложений у нас нет. Ты за или против?
— Против. Глупость это…
— Учтено. Стах?
— Против.
— Учтено. Виктор, ты?
— По-моему, это пустая трата времени. Я против.
— Твое дело. Джафар?
— Против.
— Ясно. Мелани?
— А ты сам за что?
— За то, чтобы попытаться. Чем черт не шутит. Что скажешь?
Мелани Эверхарт была вдовой, воспитывающей двух дочек. В комнате для совещаний, примыкавшей к центральной аппаратной, собрались только главы семейств, по большей части немолодые мужчины. Исключение было сделано только для Эльзы Шнайдер — все знали, что семья Шнайдеров «двухголовая». Младший Шнайдер стоял снаружи на карауле, не допуская посторонних и одновременно поглядывая на экраны наружного наблюдения. Парнишка был ответственный, Шнайдеры гордились своим младшим.
— Скажу, что я еще не знаю, — проговорила Мелани. — С одной стороны, предложение Бранда похоже на несусветную дичь. С другой стороны, приходится хвататься и за соломинку, когда рядом нет спасательного круга. А кроме того, мне как медику интересно поучаствовать в таком эксперименте. — Она задумалась и махнула рукой. — Пожалуй, я все-таки проголосую «за». Других идей у нас все равно нет, а из этой теоретически может что-нибудь выйти. Если есть хоть один шанс из тысячи — надо пробовать.