В течение следующих трех дней он оставался с Хардманом, кормя его ягодами и промывая глаза остатками пенициллина. Он увеличил убежище и соорудил грубый тюфяк из листьев, на котором они спали. После полудня и по вечерам Хардман сидел в открытой двери, глядя сквозь туман на отдаленное солнце. В промежутках между ливнями солнце озаряло кожу странным интенсивным сиянием. Он не узнавал Керанса и называл его по-прежнему «солдат», иногда пробуждаясь от апатии и разражаясь серией несвязанных приказаний на завтра. Керанс все сильнее чувствовал, что истинная личность Хардмана погребена глубоко в его мозгу, его поведение и реплики являются лишь бледным отражением этой личности. Керанс решил, что он потерял зрение с месяц назад и, инстинктивно взбираясь на возвышенные места, добрел до этих руин. Отсюда он лучше видел солнце — единственное, что воспринимала сетчатка его глаз.
На второй день Хардман начал прожорливо есть, как бы готовясь к длительному путешествию через джунгли, к концу третьего дня он уничтожил несколько огромных гроздьев ягод. Силы, казалось, стремительно возвращались в его огромное угловатое тело, и к концу третьего дня он уже мог встать на ноги. Керанс не был уверен, что Хардман узнал его, но монологи с приказами и инструкциями прекратились.
Керанс не удивился, когда, проснувшись на следующее утро, обнаружил, что Хардман ушел. Он прошел по долине до края леса, где в реку вливался небольшой ручей, рассматривая темные сучья папоротников, свисавших в молчании. Несколько раз он звал Хардмана, слушая, как эхо возвращает его голос. Он принял решение Хардмана уйти без комментариев, думая, что он может встретить его, а может и не встретить в их общей одиссее на юг. Пока глаза его смогут различать сигналы солнца, пока ему удастся избежать нападений игуан, Хардман будет идти на юг, подняв голову к солнцу, пробивающемуся сквозь ветви.
Следующие два дня Керанс провел в убежище на случай, если Хардман решит вернуться, потом выступил сам. Медицинские запасы его истощались, и теперь он нес с собой лишь узелок ягод и кольт, с оставшимися двумя патронами. Часы его все еще шли, и он использовал их как компас, продолжая считать дни и делая каждое утро зарубки на своем поясе.
Пройдя долину, он пересек мелкий ручей, собираясь достичь берегов реки. По-прежнему проливные дожди обрушивались на землю, но теперь они происходили лишь в течение нескольких часов после полудня и вечером.
Когда река сменила направление на западное, он оставил ее и двинулся на юг, уйдя из густых джунглей холмов и углубившись в более редкий лес, который, в свою очередь уступил место большим полосам болот.
Идя по краю болот, он неожиданно оказался на берегах большой лагуны, с милю в диаметре, окруженной песчаными пляжами, сквозь которые проступали верхушки нескольких разрушенных зданий, как береговые шале, видимые на расстоянии. В одном из них он отдыхал день, стараясь подлечить лодыжку, которая почернела и распухла. Глядя в окно на диск воды, он ждал, пока вечерний дождь с яростью набросится на него; когда дождь прекращался, и вода успокаивалась, в ней, казалось, отражалось все, что он видел в своих бесчисленных снах.
Судя по изменению температуры, он прошел уже около ста пятидесяти миль на юг. Вновь все поглотила невыносимая жара, поднявшаяся до ста сорока градусов, и он чувствовал нежелание покидать лагуну с ее пустыми пляжами и спокойным кольцом джунглей. Почему-то он знал, что Хардман скоро умрет и что его собственная жизнь тоже может вскоре оборваться в этих нетронутых джунглях юга.
Полудремля, лежал он на спине и думал о событиях последних лет, завершившихся их прибытием в центральную лагуну и отправивших его в эту невротическую одиссею, думал о Стренгмене и его сумасшедших аллигаторах и с глубоким чувством сожаления и печали удерживал в своей памяти лицо и спокойную улыбку Беатрис.
Наконец, он вновь привязал к своей ноге костыль и рукоятью пустого кольта вновь нацарапал на стене под окном надпись, которую, он был уверен в этом, никто не прочтет.
«27-й день. Отдохнул и двинулся на юг. Все в порядке.
Керанс.»
Он оставил лагуну и вновь двинулся в джунгли. Через несколько дней он растворился в них, следуя на юг среди множества лагун, в усиливающихся дождях и жаре, атакуемый аллигаторами и гигантскими летучими мышами, второй Адам, ищущий забытый рай возрожденного солнца.
Альфред Бестер
Не по правилам
Девушка, сидевшая за рулем джипа, была очень красива. Кожа отливала нежным загаром, длинные светлые волосы развевались роскошным хвостом. На ней были легкие парусиновые сандалии, голубые джинсы — и больше ничего.
Она остановила джип у библиотеки на Пятой авеню и собиралась уже войти туда, когда ее внимание привлек магазин на противоположной стороне улицы. Она застыла в раздумье, затем скинула джинсы и швырнула их в воркующих на ступенях голубей. Те в испуге взлетели, а девушка подошла к витрине, где было выставлено шерстяное платье с высокой талией, не сильно еще побитое молью. На ценнике стояло $79,90. Кирпичом девушка разбила стекло, предусмотрительно отойдя в сторону. Порывшись на полках и найдя нужный размер, она раскрыла книгу продажи и аккуратно записала: «$79,90. Линда Нельсен».
Потом вернулась в библиотеку, поднялась, перебежав изгаженный за пять лет голубями холл, на третий этаж и, как всегда, отметилась в книге выдачи: «Число — 20 июня 1981 г. Имя — Линда Нельсен. Адрес — Центральный парк, Пруд модельных яхт. Профессия — последний человек на Земле».
Достав несколько бесценных художественных изданий, она бегло просмотрела их и вырвала кое-какие иллюстрации, которые отлично подойдут к ее спальне. Этажом ниже сняла с полки два учебника итальянского языка и словарь и уложила все в джип рядом с большой красивой куклой.
Отъехав от библиотеки, она направилась по Пятой авеню, лавируя между стоявшими машинами и осторожно объезжая разрушенные здания. У развалин собора святого Патрика из ниоткуда вдруг появился мужчина и, не оглядываясь по сторонам, стал переходить улицу прямо перед ней. Она так резко затормозила, что джип вильнул и врезался в останки автобуса. Мужчина вскрикнул, отпрянул назад и замер, глядя на девушку.
— Вы сумасшедший разиня! — закричала она. — Почему не смотрите, куда идете!
Он был крепкого телосложения, с густыми, покрытыми сединой волосами, рыжей бородой и обветренной кожей. Его одежда состояла из туристского костюма и лыжных ботинок. За спиной висели рюкзак и двустволка.
— Боже мой, — прошептал мужчина осипшим голосом. — Наконец. Я всегда знал, что найду кого-нибудь… — Затем, когда он увидел ее изумительные длинные волосы, его лицо поникло. — Но надо же, как не везет, — пробормотал он. — Женщина!..
— Вы что, чокнутый? — холодно спросила Линда.
— Простите, леди. По правде говоря, я не рассчитывал на движение.
— Надо же соображать немного, — выразительно сказала она, отводя джип от автобуса.
— Эй, погодите!
— Ну, чего?
— Вы понимаете что-нибудь в телевизорах? Эта чертова электроника…
— Остроумничаете?
— Нет-нет, серьезно.
Линда что-то невнятно пробормотала и тронулась было с места, но он загородил ей дорогу.
— Пожалуйста! Это очень важно для меня. В самом деле, вы разбираетесь в телевизорах?
— Ни капли.
— Вот черт! Прошу прощения, леди, интересно бы узнать: в городе есть парни?
— Здесь никого нет, кроме меня. Я последний человек на Земле.
— Забавно. Я думал то же самое про себя.
— По крайней мере, последняя женщина.
Он затряс головой.
— Но должны же быть другие люди! Может, на юге? Я сам из Нью-Хейвена и иду на юг, где места потеплее, потому что пытаюсь найти ребят, у которых можно кое-что спросить.
— Что именно?
— А, женщине не понять. Не хочу вас обидеть.
— Ну, если вы идете на юг, то не туда забрели.
— Разве юг не там? — спросил бородач, указывая вниз по Пятой авеню.
— Да, но Манхэттен — остров. Вам надо пройти по мосту Джорджа Вашингтона к Джерси.
— А где это?
— Идите по Пятой авеню до Соборной аллеи, потом поднимитесь по Риверсайд…