Доехав до Коттерсолла, Грегори направился прямиком на рыночную площадь. Там он увидел Хетти, лошадку Нэнси, запряженную в двуколку, что стояла у бакалейной лавки, откуда как раз выходили Нэнси и миссис Грендон. Соскочив на землю, Грегори взял Дэйзи под уздцы, подошел к ним и поздоровался.
— Мы собираемся навестить мою подругу, миссис Эдвардс и ее дочерей, сообщила миссис Грендон.
— Извините, миссис Грендон, вы позволите мне поговорить с Нэнси наедине?
Миссис Грендон посмотрела на дочь и задумалась.
— Судя по тому, о чем вы беседуете на ферме, я не возражаю против того, чтобы вы поговорили с ней и здесь… Но мне не нужны слухи, мистер Грегори, и я не знаю, куда бы вы могли пойти, чтобы поговорить наедине. Я имею в виду, что жители Норфолка ведут себя сейчас более благопристойно, чем в дни моей молодости, и я не хочу скандала. Вы не можете отложить этот разговор до вашего следующего визита?
— Я был бы вам очень признателен, миссис Грендон, если бы вы позволили нам побеседовать сейчас. У моей домовладелицы, миссис Фенн, есть небольшая комнатка на первом этаже, и я полагаю, что она разрешит нам поговорить там. Все будет вполне прилично, уверяю вас.
— Ладно, Бог с ними, с приличиями! Пусть люди думают что хотят.
Миссис Грендон некоторое время задумчиво молчала; Нэнси стояла рядом с матерью, опустив глаза. Грегори взглянул на девушку, и ему показалось, что он впервые видит ее. На ней было голубое меховое пальто, платье в оранжево-коричневую клетку и шляпка. Внешность без малейшего изъяна, кожа гладкая и нежная, как персик; темные глаза скрываются за длинными ресницами. В уголках ее четко очерченных губ виднелись привлекательные ямочки. Грегори почувствовал себя вором, пытающимся похитить ее красоту, пока Нэнси не обращает на него внимания.
— Я иду к миссис Эдвардс, — заявила наконец Марджори Грендон. — Меня не интересует, чем вы будете заниматься вдвоем… но я стану волноваться, если ты не придешь через полчаса, Нэнси, слышишь?
— Да, мама.
Дом пекаря Фенна находился на соседней улице. Грегори и Нэнси шли молча.
Грегори отвел Дэйзи в конюшню, потом вместе с Нэнси вошел через заднюю дверь в дом. В это время дня мистер Фенн отдыхал наверху, а его жена работала в лавке, так что небольшая комнатка пустовала.
Нэнси уселась на стул и спросила:
— В чем дело, Грегори? Зачем вы утащили меня от матери — да еще прямо посреди улицы?
— Нэнси, не сердитесь. Я должен был вас увидеть.
Нэнси недовольно надула губы.
— Вы достаточно часто бываете на ферме, и там у вас нет особого желания меня видеть.
— Чепуха. Я всегда приезжаю именно затем, чтобы повидаться с вами, особенно в последнее время. Кроме того, насколько я знаю, вам ведь больше нравится Берт Некланд?
— Выдумали тоже — Берт Некланд! Почему он должен мне нравиться? Впрочем, даже если и так, это мое дело.
— Это и мое дело, Нэнси. Я люблю вас!
Он вовсе не собирался делать столь скоропалительное заявление, но слова уже были произнесены, и Грегори, преодолев смущение, пересек комнату, опустился у ее ног на колени и взял ее за руки.
— Я думала, вы приезжаете на ферму лишь для того, чтобы встретиться с моим отцом.
— Сначала это было так, Нэнси, но потом…
— Потом вы заинтересовались сельским хозяйством, да? И именно поэтому ездите к нам?
— Да, я, конечно, интересуюсь сельским хозяйством, но сейчас я говорю о вас. Нэнси, милая Нэнси, скажите, что вы хоть немного любите меня. Дайте мне хоть малейшую надежду!
— Вы очень приятный джентльмен, Грегори, и вы мне нравитесь, но…
— Но?
Нэнси потупила взор.
— Ваше положение весьма отличается от моего, и, кроме того, вы… вы ничего не делаете.
Слова девушки поразили Грегори. Из-за вполне естественного юношеского эгоизма он не ожидал услышать от нее слов неодобрения в свой адрес; но в них внезапно прозвучала правда о нем самом — по крайней мере такая, какой она ей казалась.
— Нэнси, я… да, это так, вы думаете, что я сейчас не занимаюсь ничем полезным. Но я много читаю, изучаю, переписываюсь с некоторыми известными людьми. И все это время стараюсь решить, какую карьеру мне избрать. Уверяю вас, я не бездельник — если вы это хотите сказать.
— Нет, я так не думаю. Но Берт говорит, что вы частенько веселитесь в этом… в «Путнике».
— Ах вот как? А какое ему, собственно, дело до того, чем я занимаюсь в свободное время, и почему он сообщает об этом вам? Чертов наглец!
Нэнси встала.
— Раз, кроме ругательств, вам больше нечего сказать, я пойду к матери, если вы не возражаете.
— О Господи, все это чепуха! — Он схватил ее за руку. — Послушайте, милая моя. Я прошу только вашей благосклонности. И позвольте мне сказать несколько слов по поводу фермы, где творятся странные вещи… Мне немного не по себе при мысли о том, что вы ночью находитесь там. Весь этот приплод, все эти поросята — это ненормально!
— Я не вижу ничего ненормального — так же, как и мой отец. Я знаю, как много он работает; он хорошо ухаживает за животными, вот и все. Он лучший фермер в окрестностях Коттерсолла.
— О, конечно! Он прекрасный человек. Но ведь не он же снес восемь яиц в воробьиное гнездо? Не он напустил в пруд головастиков и тритонов столько, что тот теперь напоминает густую похлебку? Нэнси, на вашей ферме в этом году происходит нечто странное, и я бы хотел защитить вас, если смогу.
Искренность его слов, а также, видимо, его близость и то, как страстно он сжимал ее руку, успокоили Нэнси.
— Дорогой мой Грегори, вы совсем не разбираетесь в сельском хозяйстве, несмотря на все ваши книги. Но мне очень приятно, что вы волнуетесь за меня.
— Я всегда буду беспокоиться о вас, Нэнси, прекрасное создание!
— Вы заставляете меня краснеть!
— Краснейте, пожалуйста, тогда вы еще более прекрасны, чем обычно! Грегори обнял ее за талию. Когда она подняла голову, он прижал ее к груди и крепко поцеловал.
Нэнси глубоко вздохнула и вырвалась из его объятий, впрочем, не слишком поспешно.
— О, Грегори! Мне надо идти к маме!
— Еще один поцелуй! Я не могу отпустить вас, пока не получу его.
Получив требуемое, Грегори остановился у двери, весь дрожа от волнения.
— Поскорее приезжайте к нам снова, — прошептала Нэнси на прощание.
— С огромным удовольствием, — выдохнул Грегори.
Но, как оказалось, следующий визит удовольствия ему отнюдь не доставил.
Когда Грегори появился на ферме, посреди двора стояла большая телега, полная визжащих поросят. Возле нее возились фермер и Некланд. Грендон, поеживаясь в легком пальтишке, весело поздоровался с Грегори.
— У меня есть шанс сделать на этих свинках хорошие деньги. Свиноматки не в состоянии их прокормить, а в Норидже молочные поросята в хорошей цене, так что мы с Бертом собираемся отвезти их в Хейхэм и погрузить на поезд.
— Они здорово подросли!
— Да, в день они прибавляют по два фунта с лишним! Берт, давай-ка возьмем сеть и накроем телегу, а то поросята разбегутся — они такие юркие! — Они направились к сараю, шлепая по грязи. Позади Грегори что-то хлюпнуло. Он обернулся.
В грязи между конюшней и телегой появилась цепочка следов. Казалось, они отпечатываются сами по себе, без чьего-либо участия. Ледяная волна пронзительного сверхъестественного страха охватила Грегори, но он не в силах был пошевелиться, он мог лишь наблюдать, как следы приближаются к нему.
Запряженная в телегу лошадь тревожно заржала. Следы достигли телеги; телега заскрипела, как будто кто-то вскарабкался на нее. Поросята в ужасе завизжали. Один поросенок перепрыгнул через деревянный борт и вывалился наружу. Потом наступила жуткая тишина.
Грегори все еще не мог пошевелиться. В телеге слышались странные чавкающие звуки, но взгляд его оставался прикованным к отпечаткам в грязи. Следы не были похожи на человеческие: в телегу забралось существо, подволакивающее конечности, очертаниями напоминающие тюленьи ласты. Внезапно Грегори обрел голос.