Над изображением и изменяющей облик тварью, множество глаз пристально наблюдали как одно старается стать таким же как другое… множество глаз на беспокойных, змееподобных отростках сферы, разрезанной широкой полной мириадами зубов пастью. Единственный огромный глаз в центре плавающей сферы сверкал от радости, и по пещере вновь прокатился глубокий удовлетворенный рокот.
Ксазун был стар даже по меркам бехолдеров, но и у его рода бывали случаи когда терпение, порожденное долгими годами и холодной расчетливостью заканчивалось… для Ксазуна сейчас был именно такой случай.
Глаз-тиран быстрее обычного проплыл вокруг своего зачарованного доппельгангера, ища малейшее отличие от сотворенного им изображения… и вновь издал звук удовлетвлетворения не обнаружив ни одного. Искорки магического света бурлили вокруг него, когда он начал творить могучее волшебство.
Если все пройдет как надо, раб который принял сейчас такое прекрасное и изящное обличие — до последнего дюйма повторяющее утонченную человеческую девушку благородного происхождения — скоро будет носить другое лицо: одного из Лордов Уотердипа. И таким образом Ксазун через глаза и руки оборотня, подчиненного его воле, наконец-то доберется до Верхнего Мира, и богатого, суматошного города людей, слишком глупых чтобы заметить когда ими манипулируют. Уотердип, Город Роскоши, где золотые монеты текут как реки, куда стекается народ со всего Фаэруна — и из более далеких краев — чтобы зачерпнуть из протекающего мимо богатства. И, что главное: попробовать вкус и запах власти, достигаемой ли грубой силой или хитростью.
Власть. Быть частью происходящего, изменять его согласно собственным желанием. Она влекла Ксазуна, он чувствовал ее флюиды даже здесь, скрываясь во тьме. Когда его раб займет место Дурнана, хозяина знаменитой гостиницы Зевающий Портал, Ксазун сможет спокойно переправлять вещи и живых между Скуллпортом и Уотердипом (по твердой цене), когда пожелает. Он станет каналом для этих текущих монет, и частью самых темных интриг на Побережье Меча.
Жить вновь, после всего этого прятания по углам, после долгого ожидания в этой нескончаемой тьме!
Очень, очень давно пришли фаэримм, и город Оолтул пал. Вспышки боевых заклинаний вымостили кровавыми ошметками бехолдеров лабиринты предместий и сами улицы Города Тиранов. Оолтул, когда-то использовавший пурпурных червей и иллитидов как рабов, лишенных рассудка, чьи коридоры и залы с легкостью вырезались в прочной скале, обитатели которого уничтожали отряды и целые армии дроу, когда бы те не появлялись. Город, где родился Ксазун. Бихолдер все еще с трудом мог убедить себя, что город разрушен, даже после отчаянного бегства в мрачном Подземье от неутомимых фаэримм, которое закончилось в знаменитом Скуллпорте, Источнике Рабов, самом знаменитом из мест, где Верхний Мир встречается с Миром Нижним.
Место, в котором Ксазун остался, и из которого поклялся никогда не бежать. Глаз-тиран снова посмотрел на раба, и нетерпеливой мыслью разрушил сияющее изображение девушки, ставшее тысячей танцующих искорок магического света. Мгновение они беспорядочно метались, затем отлетели к стенам пещеры, своим бледным свечением давая возможность сработать следующему заклинанию.
Да, следующее заклинание. Приманка, которая приведет обреченного Лорда Уотердипа к Ксазуну. Стареющий герой осторожно спустится в глубины Подгорья, чтобы спасти молодую симпатичную леди в беде: Нитикс Тандерстафф, дочь старого друга Дурнана Анадула, кто, в свою очередь, был братом Баэрому, главе благородного Дома Тандерстафф. Здесь он и умрет.
Бехолдер вновь оглядел раба доппельгангера, стоявшего в облике Нитикс, и мысленным приказом заставил его сжаться, и в ужасе прижать тонкую ладонь к губам. Идеально. Ксазун улыбнулся. Скоро Дурнан окажется в пределах досягаемости.
Скоро… если все пойдет как надо. А дела редко идут как положено, если они связаны с людьми, хмуро подумал Ксазун. Затем он вздрогнул, глазные стебли задергались как гнездо потревоженных гусениц, и несколько искорок магического света послушно метнулись к нему. Они слились, образовав глаз — глаз, наблюдавший за испуганной девушкой, произносившей слова, указанные ей Ксазуном.
Когда сообщение было составлено, бехолдер удовлетворенно рыкнул; глаз облетел вокруг него и направился на север, ища человека по имени Дурнан.
Дурнан, Лорд Уотердипа, Дурнан, Хозяин Портала. Дурнан Обреченный.
“И наши несравненные клинки…” пропел Дурнан, прерываясь чтобы нагнуться и пошарить в ящике. Выбрав бутылку он вытащил ее.
“Сверкали сквозь проклятый воздух”, продолжил он, и резко подул на серую пушистую пыль, которая не взвилась в воздух с крышки, а только неохотно отлетела в сторону и опустилась вниз. Виски Дантимера, 1336. Хмм. Не Эликсир Эвермита, но не так уж плохо. Азун Кормирский был коронован в тот год… и кто скажет, что он сейчас так же хорош как это вино?
Дурнан провел кончиком тряпки по бутылке, и положил ее в корзину, спокойно висевшую у его локтя. Что еще он —? Ах, да, Лучший Белаэрд! Уфф. Что так может нравиться клиентам в этом виски с далекого Шейрталара было ему совершенно непонятно, но оно пользовалось успехом, и чем дальше тем больше, так что приходилось идти в ногу со временем.
Мда. Мальчишки, едва начавшие бриться, вваливаются ночь от ночи в его гостиницу, с громкими надменными криками, и отполированными мечами, которыми они усердно размахивают вокруг, беспрерывно похваляясь… Неужели и мы были такими невежественными в юности, такими… безхитростными? Наверное, так.
Время великий лекарь для ран, и источник благостного света; без сомнений, именно оно делает его юность ярче в его глазах, одновременно заставляя его спину трещать и кости болеть в сырую погоду. Они и сейчас нудят. Дурнан опустил в корзину несколько бутылок белаэрда, и зашагал, не проверив, следует ли она за ним.
Естественно, следует. Старый Энгулт творил хорошие заклятия, долгие, не гаснущие, и… умер, старый, одинокий, жалкий. С того момента, как они пели для него погребальную песню не прошло еще и десяти дней.
Дурнан покачал головой, пригнулся под низкой аркой у входа в следующий погреб, и с вызовом продолжил старинную боевую песню. “Десяток драконов уложил я на пузо!”
Эхо отозвалось ему с полудюжины темных углов, он ухмыльнулся и вложил всю душу в следующую строку: “Орков без счету и красотку-медузу!”.
Слова оживили в его разуме воспоминания. Это был не просто самый глубокий винный погреб Зевающего Портала. Также это было хранилище множества трофеев его юности проведенной с мечом: светился амулет лича, приспособленный в качестве лампы; пара клыков орка — от единственного гигантского орка, который ему попался — а проиграй он той ночью, это оказался бы единственный гигантский орк, которому попался он; мечи павших врагов, вырванные из безжизненных окровавленных рук на поле боя, или унесенные как добыча из подземелий, населенных призраками или драконьих сокровищниц. Больше десятка клинков висело здесь, там, везде вокруг, отбрасывая бледный свет медленно угасавших чар, питавших запутанную паутину его магической защиты.
Дурнан разглядывал их, удивляясь, как же жизнь его стала такой скучной и обыденной. Мысли его были на пылающих палубах давно потонувших кораблей, смотрели на драконов, взвивающихся в воздух из разрушенных замков, теперь забытых… злобные лица врагов и радостные женщины… и вокруг всего этого — яркие искры и лязг мечей, танцующих смертельный танец в котором он всегда побеждал. Задумавшись, Дурнан пробормотал окончание песни и начал другую боевую песню его юности, продолжая путь, сопровождаемый послушной корзиной. А сколько вообще старых шлемов, клинков и тому подобных вещей он складировал и почти позабыл здесь, внизу?
И тут в комнате перед ним засияли ослепительным огнем его защитные заклятья, дородный старый держатель таверны даже не успел выругаться, прежде чем защита лопнула в последней вспышке, и что-то яркое впорхнуло в неожиданно разорванный воздух, разбросав смертоносную магическую энергию во все стороны и подплыло к нему.
Дурнан пригнулся, потянувшись в невидимую корзину позади за бутылкой чтобы метнуть ее, выхватив поясной кинжал. Светящаяся штука была маленькой и округлой, и … раскрывалась, показывая внутри себя картину. Она расширилась в магическое окно, остановившись перед Дурнаном, защита восстановилась с последним разрывом волшебного пламени, и в погреб вернулся покой.