(Позднее узнал: мой Ангел-хранитель был со мною в тот миг. Человек, сорвавшийся в подобную воронку, самостоятельно из неё выбирается не всегда: за песок не ухватишься.)
Примерно через час добрался до нижнего склада местного леспромхоза. Встреченные там работники накормили-напоили меня, а Владимир Ефимович Власюк вызвался проводить в Чёртово городище, добавив при этом:
— Если конечно, вам уже не расхотелось там побывать…
В пути узнал от проводника, что он бывший шахтёр, четверть века отработал проходчиком, что пенсию за все его труды положили (стыдно сказать) — 300 тысяч. Приходится ему «приварок» добывать, иначе не прожить. Ещё Владимир Ефимович — охотник, все стёжки-дорожки лесные знает. Сказал, что ни волков, ни медведей здесь бояться не надо, потому что они тут не водятся, есть только лоси и дикие кабаны. Возвращаясь к моей истории, он недоумевал:
— Поставить бы на маршруте три-четыре указателя к «городищу» — расходы-то пустячные, а туристам подмога. Вы не первый такой неудачливый — сюда и другие приезжают, кружат по лесу понапрасну. Как-то под вечер возвращался с охоты и встретился с группой заплутавших туристов, ищущих Чёртово городище. Жалко стало ребят, повёл их туда прямиком, через чащи.
Когда я сказал проводнику о песчаной воронке, он остановился и всплеснул руками:
— Ах ты, Боже мой! Знаете, куда вас занесло? Там же подземные галереи моей родимой шахты № 1. Уж восемь лет, как она остановлена и заброшена — кончился уголёк. Хотя на административном корпусе и сейчас метровые буквы сияют: «Слава труду!» В тех местах и образуются самопроизвольные провалы. Раз — и проседает почва. Человеку в этой ситуации — гибель. Мой сосед по дому два года назад как ушёл по ягоды, так и сгинул. Скорее всего, в такой осыпи погиб. Опять же, спрашивается, неужели нельзя поставить на опасных лесных участках предупреждающие знаки?
…Вот и ручей с коричневой безвредной водой. Сразу за ним тропа, усыпанная старой хвоей, всё круче забирала вверх. Ещё несколько минут — и мы на вершине холма, где сумеречно от тесно стоящих лиственных и хвойных деревьев.
— Это и есть Чертово городище, — сказал проводник.
Оглянувшись, я недоумённо спросил:
— Где ж все эти скалы, валуны, пещеры?
— А вы идите-ка сюда, на эту сторону холма, — позвал проводник.
Приспустившись с холма, хватаясь за стволы деревьев, я обмер: с этой стороны «склон» представлял собой почти отвесный обрыв в виде циклопического нагромождения каменных громад — то округлых форм, то причудливо изрезанных. Осторожно передвигаясь по склону, мы с Владимиром Ефимовичем обследовали скалистые глыбы, от которых веяло вечностью. Особенно мрачно и пугающе выглядела пещера, когда-то образовавшаяся в громадном каменном монолите.
— Смотрите, вот из-за этих реликтов сюда стремятся туристы, — окликнул проводник. — Это — папоротник-многоножка обыкновенная, а это — мох светящийся. Говорят, нигде в России, кроме как в Чёртовом городище, и нет таких растений.
Мы вернулись на верхнюю площадку холма. Владимир Ефимович закурил, я стал листать буклетик козельского краеведа и натуралиста Василия Артемовича Самойлова, кое-что зачитывая моему проводнику.
«Откуда здесь и только здесь все эти глыбы скал и валунов? Если, как убеждают геологи, это результат деятельности последнего скандинавского ледника, то тогда почему же нет его «следов» поблизости? Ведь при самом тщательном обследовании прилегающей территории подобных скальных образований как в виде отдельных крупных камней, так и небольших кусков-осколков, не наблюдается».
«Папоротник — многоножка обыкновенная — это реликтовое растение, сохранившееся до наших дней с доледникового каменноугольного периода. Он относится к числу вечнозелёных многолетников».
«Мох светящийся (по-латыни — схистостега) — это наземное растение микроскопического строения из класса мохообразных или бриофитов листостебельных мхов. Он, как и папоротник — многоножка обыкновенная, представляет повышенный интерес для учёных, так как эти уникумы встречаются только здесь, в лесном урочище Чёртово городище, занимая минимальную площадь остаточного распространения».