ГИОРГИ БУНДОВАНИ
ГИМН БЫТИЯ
Перевод Ю. Ключниковой
Сердце нашего мира. Подоконник. Хлебная корка.
Шрамы надежды врезаны в заскорузлый вельвет.
Хлеб на асфальте. Замызгана бумаги крысиная шкурка.
Старость уже не прячется за завесой снежинок-лет.
Вода заполнила воздух, тяжесть слезы провисла.
Пока не обрушилась ярость — живительный дай глоток!
Вода заполнила плевру, пузырьку кислорода тесно.
Кровь, на бегу застывая, рвется в венный проток.
В ладонях огонь — рожденный под пристальным взором молний.
Это тепло потаенное в мрачном узилище плоти.
Пламя под буйством ливня. Богу данное слово.
Да… Вот еще что — Любовь. И те, в ком ее найдешь ты.
ПРОШУ, МЕНЯ УЗНАЙ ТЫ!
Перевод В. Саришвили
Запомни твёрдо, что ни день, свою обложку я меняю,
Меняю, как перчатки, я характер свой и настроенье.
Как по границе, по следам твоим иду, едва ступая,
Непримирим я и суров, мильон причин для предъявленья.
И постарайся, я прошу, принять бессрочные мученья,
Сверлящим взглядом боль твою свербящую смягчить стараюсь.
Прошу, со мной соединись, уже на грани разрушенья
Все наши связи… А не то во льдах вершин я затеряюсь…
Тебе я руки протяну окоченевшие, почуя,
Что ты взорвёшься, как нейтрон… Земля отравою одета.
В великом множестве богов тебя узнаю и, бушуя,
Душа моя изобразит картину гибели планеты.
Давай же мы поворожим, прогоним прочь и сглаз, и порчу,
И разорвём шнуры, ремни своих смирительных рубашек,
На нас похожих в мире нет, все убедятся в том воочью,
И не рождён ещё никто, чтоб чаяния понял наши…
Хочу напомнить — облик свой я поменяю завтра тоже,
Тариф, генетику сменю, как, идя в душ, бельё меняют,
Не разглядишь меня в дали, голодным, в страхе, в мелкой дрожи,
И беспощадно я пройду, твои границы преступая…
ВНЕ СОБЛАЗНА
Перевод В. Саришвили
Выхожу я из недр,
Словно утоптанная тропа, болью изломано тело моё непослушное,
Кажется, я разыскиваю
Тот семисвечник, который мне свет проливал.
Вновь выхожу, выходил и вчера, выйду, и завтра мне предстоит идти.
Дайте распробовать вкус моего пути.
Хочу коснуться собственного дыхания,
Как пульсом — молитвенного излияния.
Хочу заглянуть в глаза твои,
Где мир — как одно мгновение!
Ты меня примешь? Знаю, примешь меня, заблудшего,
измождённого, видишь, я тут,
Там, за плечами моими — степи ошибок цветут,
И терпения стынут моря.
И ответить готов я за слёзы пролитые…
Ты меня приняла и прижала к груди, слышу сердца биение,
крови стремление…
Где одиночество мироточит.
Эго своё усмирил я,
И всё несвершенное…
Расцвети, разгони табуны этих рощ умалишённые,
Что стволами прорвались из неиссякаемой пашни,
Видишь, как вдруг остолбенели они, в покаяньи,
Коленопреломлённые — преклонённые.
Протяни же мне
Гроздь — ось земли нерушимую,
Дай испить мне из чаши Вечери Тайной.
Ведь Небесных окон распахнуть не решусь я,
Ты провидела это и семя в меня заронила,
И обрызгала влагой самума во тьме, куда луч не проникнет,
Вскрыла, словно ланцетом хирурга, борозды дыхания!
Я измерил и взвесил недуг свой, как груз испытания.
На себя, словно долг неоплатный, его принимаю
И молитвой — поэзией — гранью священной к тебе приникаю…
Я утратил себя, я бесплотен, напрасен, охвачен боязнью,
За чертой сновидений
Молю о прощеньи.
Я поднялся из недр, труп нагой,
Слепоглухонемой…
ВКУС ЯЗЫКА ЧУЖЕРОДНОГО
Перевод В. Саришвили
Стальная холода пила хрипит — такие вот дела — подпиливает
плоть мою — проулки все и закоулки,
И этот с холодом контакт, по мне, так нормативный акт.
Поскольку мне присуждено преодоленье, и давно мой статус — камень и металл.
Язык-строптивец плетью гнал меня по краешку земному…
И сколькие от всей души мне обещали барыши — костей
заговорённых, карт, и заверяли — будет фарт…
И сколькие надежд хот-дог мне превращали в уголёк!..
Мир — ничто, а не нечто, сплошная иллюзия,
Мир — только спесь-амбиция, а на поверку — фикция.
Душ урожай, забродила небесная брага — брожение пенное.
Разве сумеет в вино превратиться — цельное и отменное?
Свернулась гусеницею луна, опоясав окружность;
Цвет каштановый с кашлем на землю сопли обрушил.
Протяну к ним ручонки, доверчиво, как младенец акушеркам — стервам,
И спою фальшивую колыбельную гниющим заживо нервам,
На деревьях бутонами гнёзда расселись — освобождаюсь от «я», там, где, тихи,
Седые дожди вяжут спицами струй изумрудные мхи.
Как мне спрятаться, скрыться в живой ритмов гибких,
и рифм, и метафор коллекции,
Как навязчивый рой этих мыслей вместить в стихотворной проекции?!
Кровяные колонны — страсти мои. Застыли места эрогенные,
В безукоризненный труп превращусь — в эталон патогенный,
Я на таком пьедестале —
Хоть бы и с костылями,
Можно сказать, состоюсь.
Ливень прольётся из божьих кувшинов — земле невпроглот,
Вот и варенье из облачных яблок сладкими струями льётся-течёт,
Испаряясь.
Привкус железа, ржавчины привкус, словно бы зелья рвотного…
Привкус морозной пыли, промёрзлой земли —
Вкус языка чужеродного.