Любовь развела художества,
Цветов раскидала множество,
И Ангелам — Божьим слугам,
Известно, как любят друг друга,
Сидя рядком,
Как грибочек с грибком,
Девочка возраста спелого
С мальчиком-выпускником.
И пусть из окна в окно
Спрашивает сосед соседа,
«Где это видано, батоно,
Чтоб в школу ходили
С первым лучом рассвета?»
Но к облакам пробилась
Дрожь их телес, коснулась…
Школа любви открылась,
В сердце любовь проснулась.
И, словно света коконы,
Тихо сидят рядком
Девочка кареокая
С мальчиком-выпускником.
КАТО ДЖАВАХИШВИЛИ
СОЛДАТЫ
Перевод А. Григ
солдаты встают рано.
подтягивают голенища резиновых сапог.
щиплют себя за ладони.
садятся за расшатанные уродливые столы.
хлебают ожидание
из полных пустотой железных мисок.
это, конечно, не мороженое «крем-брюле»
и не рисовый плов с цукатами и изюмом.
там, за горизонтом, в далёком и придуманном городе
их женщины клюют рис…
и голодают.
наполняют тела падшими мечтами.
на улице, спокойно взявшись за руки, гуляют пары.
солдаты ложатся рано.
смыкают глаза и перекрывают ведущую к ним
тропинку.
если ночь за день устала — словно медсестра в больнице,
ни души вокруг, ты, стоя, копишь медь в глазах. без звука.
после — порванные бусы у дверей на половицах.
бусы словно как патроны пересчитываешь. мука.
после ну конечно снова, т. е. как обычно. пьяный.
после ну конечно снова, т. е. необычно. тяжко.
после на бок еле-еле. широко как будто. тянет.
после, забиваясь в угол, спишь опять стена за ляжкой.
если вдруг сегодня больше не. не вышло. и за хлебом
очередь вдруг растянулась. ветер подпирает двери.
в каждом миге засыпанья — ощущенье: рядом не был.
каждый проблеск пробужденья я с тобой уже не сверю.
если вдруг плечом заденут — мне придётся сбиться с шага,
если женщину бесчестить будешь у врага, над бездной,
снова для воспоминаний места не найдётся слабых,
после… ничего. лишь двери. будто ничего. исчезнешь.
их женщины встают поздно.
пудрят измученные бессонницей лица.
и избегают смотреть на себя в зеркало.
покрывают красным лаком сломанные ногти
и кушают рис
маленькими посеребрёнными ложками.
кушают… и голодают.
наполняют тела падшими мечтами.
а во вражеском лагере солдаты опускают головы вниз.
это, конечно, не молчаливое ожидание
и не рисовый плов с цукатами и изюмом.
их женщины ложатся поздно.
УБИЙЦЫ
Перевод А. Григ
убьём наших детей.
тех, что выросли. и тех, что должны вырасти,
тех, что не смогли родиться
и даже не просили их рожать.
те, что успели родиться раньше —
уже состарились.
тех, которых мы узнавали по линиям ладоней,
которых мы не любили,
которых мы не ненавидели
и… даже любили.
которые обвинили нас в том, что не взошло солнце,
которые не могли ходить в школу,
которые не нашли пути,
не нашли своего уголка земли,
которые превратились в убийц,
превратились в воров,
превратились в блудниц.
побыстрее убьём своих детей!
проведём острым металлом по нежным шеям
и вздохнём с облегчением.
возьмём и вздохнём с облегчением!
вздохнём и полностью выдохнем:
ночной сон без сновидений,
беспричинную усталость…
словно топя в прошлом белые корабли,
словно склонив ресницы…
на той стороне бараки и курдянка
с прижатым к грязной груди младенцем,
она таскает с собой грусть, завёрнутую в пёстрые тряпки…
«Педро! Дональдо!
Дональдо, Педро, Педро»…
тащит. кричит.
«мы» же, ускоряя шаг,
идём домой
и с улыбкой приносим нашим детям
цветные дороги, смешавшиеся с бытовой мелочью.
так, словно жевательная резинка — это чужая родина,
так, словно это обжигающее озеро слёз и есть единственная родина,
заменившая некупленную жвачку,
родина, которая, скрывая своё прошлое,
никак не оставит нас в покое.