ПАРА СЛОВ ОБ АЭРОПОРТАХ
Перевод автора
Можешь утром встать по обыкновению и поехать в аэропорт.
Не обязательно, чтобы ты там работал или куда-нибудь улетал.
Аэропорт хорошее место для размышлений.
Аэропорты в какой-то степени имеют большую прелесть, чем полет.
Они больше всех приближаются к облакам.
В них на первый взгляд главное слово — это «полет».
На самом же деле его, даже улетевшего в высь,
опережают здесь слова «любовь» и «разлука».
Аэропорт походит на некое чистилище,
ибо из-за того, что ожидание полета — как маленький взлет,
а сам полет может и не состояться,
здесь ты еще не в воздухе, но уже и не совсем на земле.
Это место настолько прекрасно, что прекрасна и дорога, туда ведущая,
и транспорт, на котором ты едешь по той дороге,
и водитель, который управляет тем транспортом,
прекрасен и ты, сидящий рядом или позади того водителя.
Пребывая в аэропорту, если ты хоть немного не меняешься к лучшему,
то тебе надо обратиться к психологу или поговорить со священником.
Значит, ты не чувствуешь и не понимаешь элементарного.
Значит, у тебя серьезные внутренние проблемы.
Меня все время интересует, каковы сотрудники аэропортов
за их пределами, в любом ином месте,
какие вопросы они обсуждают, когда смеются, когда плачут,
завороженные чем любят.
Это не те, мне думается, от кого отмахнешься.
Они похожи на врачей, которые лечат потоками воздуха,
или на музыкантов давно распавшегося оркестра,
знающих больше других.
Приятно, что, в общем, можешь улететь, но не улетаешь.
Приятно пребывать в аэропорту
и думать о том, что же в итоге земля,
как не один огромнейший аэропорт.
ПРОЩАНИЕ С АДАМОМ
Перевод И. Ермаковой
Память одолевший, тьму и жалость,
пусть тебе хоть яблоко даст Бог,
если все, что от меня осталось, —
только яблочный переполох.
Хорошо б — женили на похожей,
разрешила чтоб тебе она
оглянуться и смотреть до дрожи,
как легко я ухожу — одна.
Круто вниз уйду, неповторима,
проклята, распатлана, стара,
словно песня твоего, любимый,
лишнего ребра.
ПАМЯТИ ЖИВОГО I
Перевод М. Амелина
С депешей ты лежишь двадцатилетней
на том боку, где смолкнет сердца бой.
Гвоздь не в ладонь и не в стопу последний,
а в лоб тебе вколотится судьбой.
Твой Еврипид с трагедией сугубой:
не признаешься, что тебе хана.
И плачешь, из Европы силой грубой
как в Азию свезенная жена.
Из головы мечты, хромая, вышли.
Ты смотришь из бездонности на дно.
Так в зеркало сам на себя глядишь ли,
из зеркала ль взираешь — все одно.