Господи спаси
не дай страху овладеть мной
сегодня ночью
в этой маленькой комнате
где я говорю с тобой
а рядом спит моя мама
Господи
войди в сердце мое
войди в тело моё
и спаси
Господи
вот мед
что принес мне Дато Акриани
будь мёдом моим
что залечит все раны
в теле моем
и в душе моей
Господи
вот мацони
что принес Дато Барбакадзе
стань этим мацони
спасающим меня
и мама моя
каждое утро
будет молиться
за тебя
ШРАМ
Перевод Б. Кенжеева
Вначале был шрам
И шрам был у Бога
И Бог был шрамом.
Шрам первый: И увидел Бог свет, что он хорош,
И отделил Бог свет от тьмы.
И сказал Бог: вот шрам мой,
Первая рана на моем лике,
На границе света и тьмы
Будет заживать труднее всего.
Снова Господь поразил лик свой небесным лезвием и сказал:
Се, шрам второй, видный на водах,
Верхние воды — небо, нижние воды — земля.
Верьте, не верьте,
Но и на воде можно сотворить надрез
И вступать в него, сколько угодно
(если угодно).
И был вечер. И было утро. И были шрамы.
Первый, второй.
Не обошлось и без третьего.
Однако Бог улыбнулся и сказал:
Ерунда это, а не рубец.
Только для красного словца он и нужен.
Но во имя единства стиля
Третью рану мы тоже наименуем шрамом
(как трещину в земле или асфальте
от пробивающихся трав).
И на четвертый были шрамы,
И шрамы были с Богом,
И Бог был шрамами
В этот труднейший из дней,
И направлены были они
На все четыре стороны света.
На пятый день Господь отдыхал от шрамов.
Радуясь, выпускал он рыб в моря и птиц в небеса.
А они, изумленные и растерянные,
Барахтались, разрезая воды и воздух,
Так что и пятый день пришлось наименовать Днем шрама.
О шестом дне помолчим, ибо сколь ни
Труден был первый день и нелегок четвертый,
Самый болезненный шрам пришелся именно на шестой.
А на седьмой день наступил отдых от шрамов.
Да, отдых от шрамов был у Бога.
И сам Он был — весь — отдых от шрамов.
НАТЮРМОРТ
Перевод А. Цветкова
Я здесь давно
ем хлеб и ем железо.
(Нет, правда, не метафора,
я в самом деле ем железо,
я яблоко люблю,
обкусанное положу на стол
и вот смотрю,
как там оно ржавеет.)
Я здесь давно
пью воду и сладкий огонь.
(Нет, правда, не метафора,
я правда пью сладкий огонь
в горячем зелье чая из полыни,
когда в нем растворится сахар, дую
на огненный стакан и прикасаюсь
к его краям.)
Я здесь давно
вдыхаю запах падали с цветами.
(Нет, правда, не метафора,
я падалью действительно дышу,
уже неделя, как передо мной
лежит, гния, свинина на столе,
уже воняет, и над ней
навозные кружатся мухи.)
Я здесь давно,
бутыль абсента справа водрузил,
при ней стакан и сахара кусочки,
разбросанные по всему столу.
Свиная ляжка слева
и нож тупой,
букет цветов и яблоко обкусанное в центре.
Я здесь давно
ем хлеб и ем железо,
пью воду и сладкий огонь,
вдыхаю запах падали с цветами.
Восходит солнце, осветив квартиру,
чуть обождет меня,
потом заходит
и вновь восходит.
Я здесь давно.
Мы здесь давно.
Давнее не бывает.
ЛИФТ
Перевод Б. Херсонского
Душа в лифте моего тела
перемещается вверх-вниз.
Иногда застревает на этаже сердца,
иногда давит пальцем на верхнюю кнопку
и начинает движение к высшим этажам моего разума…
Но чаще всего спускается вниз,
к железам внутренней секреции,
выходит в подьезд мочеиспукательного канала
и на его стенах царапает
разные порнографические и срамные слова…