«Мы с моим другом до сих пор пишем стихи…»
Перевод Б. Херсонского
Тадеушу Дабровскому
Мы с моим другом до сих пор пишем стихи.
Смеяться здесь нечему. Мы и сами не рады,
что так глупо искалечили наши единственные
(или пусть даже не единственные) жизни. Иногда
я пытаюсь оправдываться, обычно вот так:
«Пока человек не знает, когда он умрёт,
будет существовать и поэзия» — говорю я другу,
он начинает думать. Я уезжаю в командировку,
бессонная ночь в гостинице. Как всегда,
не захватил с собой книжку. С телевизором мы не в ладах,
но, за неимением лучшего, нервно перепрыгиваю
с канала на канал. Вот и они, мужчина и женщина
со сверкающими масляными физиономиями, в сверкающих
кожаных сапогах, блестящими губами
и сосками, и предположительными гениталиями
повторяют друг друга. «Секс,
декоративный секс! И почему от поэзии требовать
большего?» — спрашиваю друга, вернувшись.
«Пока человек не знает, как он умрёт,
будет совершенствоваться и поэзия» — оправдывается друг.
Смеяться тут нечему.
«А вот и ваше лучшее будущее…»
Перевод Б. Херсонского
А вот и ваше лучшее будущее.
Оно как раз такое, о каком вы просили.
Простите за небольшую задержку,
но вы поймите:
спрос высокий, и все торопят.
Вот правила пользования. Ознакомьтесь.
Копия гарантийного листка остаётся у вас.
А тут распишитесь.
Вроде действительно то, о чём мы просили.
Но все же недоверчиво разглядываем.
Ты женщина — тебя настораживают неясности в правилах пользования,
а меня — сжатые гарантийные сроки.
Ты женщина — бросаешься и открываешь все окна
и уже упиваешься яркими лучами долгожданного будущего,
а я всё ещё торчу в прихожей, забирая
листок у курьера, и подписываюсь в указанном месте
трясущей рукой:
ПРОСТИТЕ!
ЖИЗНЬ СРЕДИ КАМНЕЙ
Перевод И. Кулишовой
Да понимаю я все.
И сам такими же мудростями одурачивал
себя, и сердце свое, но затянулась —
эта время собирать камни — я правильно сказал? — и вот эта время
что-то слишком, постыдно затянулась:
все камни и все камешки, большие и крошечные, собраны,
огромные стены воздвигнуты
вокруг меня,
высокие такие —
если и придет пора разбрасывать,
даже самый легкий камешек не перебросить
за стены.
И шевельнуться боюсь — ведь могут упасть
эти мои, годами собираемые, выразительные камни
и раздавить меня. Сижу неподвижно
и рассматриваю каждый камень по отдельности;
в некоторые, случается, влюбляюсь,
но не решаюсь признаться.
МАЛАЯ ЭЛЕГИЯ ДЛЯ ОТЦА
Перевод И. Кулишовой
Смотри, это дерево и есть мой отец.
Ты удивлен?
Дуб ожидал увидеть?
Нет, это дерево и есть мой отец,
Это тонкостволое
и ещё совсем не старое,
которое чутко спит зимой
и весной пробуждается при первом тепле.
Оно не затеняет половину двора,
не заслоняет свет другим деревьям,
его тень не тяжела и послушна —
даже слабое осеннее солнце
без труда вращает ее вокруг ствола,
ну а летом, когда у нас невыносимо жарко,
его тень пятерых-шестерых, если не больше, укрывает свободно,
и нам этого хватает. Нас больше и нет. Большего
и не надо.
ЗИМНЯЯ АНКЕТА
Перевод И. Ермаковой
Пусть приходит зима, я готов.
Влез уже в черные свои одежды,
единственные из кучи тряпья одежды,
покрывающие не только тело, но и душу:
черные брюки, черный свитер
и черное драповое пальто моего деда,
переделанное в полупальто моим братом.
Темная обычно кожа моя уже побледнела,
и все чаще
мне лень бриться —
пусть приходит зима.