«Даже корни вещей сгнили в комнате…»
Перевод А. Сен-Сенькова
Даже корни вещей сгнили в комнате,
и, словно почкам,
свежим и нежным, —
большой стол дал жизнь маленькому столу,
а большое кресло маленькому креслу.
Вот две книжных полки,
одна умирающая и одна новорождённая,
с книжками размером с остриё булавки и тончайшим стеклом,
а из толстой, как у Голиафа, ноги большого рояля
выросло пианино размером с пальчик.
Прекрасно!
Улыбаясь, я буду мыть комнату,
и всевозможные вещи будут вырастать на моём пути,
как цветы.
МИКРОСКОП
Перевод А. Сен-Сенькова
Никто так не напуган, как я, и тому есть причина,
Просто никто не видит тоску, сочащуюся из клеток.
Клетки луковой шелухи,
клетки волос двоечников и отличников
целого класса клеточной жизни,
видимой из окна…
Внезапно защитный слой вселенной обнажается,
тропинка к дому становится чужой
и чужими все комнаты дома.
Стоящие неподалёку родители кажутся подозрительными,
на подозрительных работах…
Что за тоска? Что за колдовство?
Немой фильм продолжается под микроскопом.
Это как будто
Бог напоминает о чём-то нашим глазам,
но не говорит о главном.
«Большая птица…»
Перевод Е. Лавут
Большая птица,
Крылья распахнув, стекла с небес,
Словно стаяла,
Словно ртутными скатилась каплями.
Мокрое пятно, что было ею,
Стая подняла с земли и унесла.
Не могу забыть тот тусклый бархат.
Пуговицы пристально смотрели вниз,
А платье
Вознести меня хотело
К матери воды и воздуха.
Это к ней зимой поля восходят,
Синевой мерцая в основанье льда,
В подражанье небу.
«Сердце натягиваю на правую руку…»
Перевод Е. Лавут
Сердце натягиваю на правую руку
Боксерской перчаткой.
Когда в кровавые клочья
Ваши языки разлетятся,
Пальцы болеть не будут.
Эскалатор крови
Остановился.
Что вы машете топорами слов?
Уже срублены те деревья,
Что росли из глаз моих — к небу.
С тех пор смотрю только вперед,
Вижу лишь пустоту.
Фата на белой женщине —
Сытно, будто сливки на молоке.
Как бездомный котенок, увязалась за этим пятном.
ЗАЗА ТВАРАДЗЕ
СТАРЫЕ ДЕТИ
Перевод М. Амелина
Я вышел на улицу, — жаром прижатых
лоточников-беженцев гомон слышней,
чем шелест листвы и чем щебет пернатых, —
и вижу я старых-престарых людей.
Эй, молодка!
Вижу я старых-престарых людей.
Поднялся на ветреный склон, — за спиною
с убожеством всем и с беспечностью всей
остался мой город, подверженный зною, —
и вижу я старых-престарых людей.
Эй, молодка!
Вижу я старых-престарых людей.
Пошел мостовых по брусчатке, — что стая
сквозных в шевелюре древесной галчат,
вязь шрамов на грубой коре созерцая,
без умолку старые дети кричат.
Эй, молодка!
Дети со старыми лицами в ряд.
В жилище вступил, — процветали в том доме
мужчина и женщина прежде того, —
старик предо мной со старухой, и кроме
них больше не вижу уже никого.
Эй, молодка!
Старик со старухой, —
больше не вижу уже ничего.